О театре сегодня, как о покойнике - или хорошо, или никак.  Такой подход оскорбляет наш театр, великий потенциал которого зиждется на славных традициях русской психологической драмы.

Не хочется выступать в роли патологоанатома, но «больной» действительно «скорее мёртв, чем жив». Однако первичные признаки жизни ещё имеют место быть, хотя порой они еле уловимы.

Доминанта высокого искусства драматургии крайне слабо сопротивляется активным попыткам превратить театр в балаган. Нас настойчиво уверяют в том, что театр должен развлекать. Пожалуй. Только развлекать можно по-разному. Можно жизнерадостно выскочить на сцену в рыжем парике с красным носом. Только тогда это будет цирк, а не театр.

Можно вывести на сцену с десяток голых мужиков, в расчёте на то, что основу театральной аудитории составляют дамы, в сознании которых обнажённые части мужского тела должны вызывать определённые ассоциации. Но стоит ли отбирать хлеб у стриптиз-клубов?

В безудержном стремлении к самопиару режиссёры выносят сегодня элементы порнографии даже на сцену Большого театра, с энтузиазмом выдвигаясь на «Маску» по всем возможным и невозможным номинациям. Достижение на грани «открытия» - опера с элементами откровенного хоумвидео! Кто-то назовёт это эклектикой, а кто-то безнравственностью. Жаль, что театральные деятели зачастую путают эклектику и безвкусицу.  Ещё досаднее, что границы есть только у нравственности. Безнравственность не имеет границ.

Сторонники так называемой «новой драмы» будут настаивать на том, что это нормально. Они тащат на сцену всё: брань, похабщину, бытовуху во всех смыслах этого слова, включая криминальный. Мотив один - на сцене всё должно быть, как в жизни. В этой связи уместно вспомнить слова героя пьесы Леонарда Герша: «Понос - тоже наша жизнь... Однако, не думаю, что из него следует устраивать развлекательное зрелище». С этим трудно не согласиться. Ведь чтобы увидеть жизнь в её низких проявлениях, не надо покупать билет в театр, достаточно  дойти до ближайшей подворотни.

Иногда из уст людей театра можно слышать, что критика больно ранит людей, вложивших в постановку столько труда,  масштабы которого  бездушные хулители не в состоянии  оценить. Ругать, мол, просто, а ты попробуй сам поставить пьесу - тогда поймёшь, чего это стоит! Эти сетования могли бы иметь какой-то смысл, если бы возмущённый режиссёр ставил спектакль за свой счёт и платил актёрам из своего кармана. Но реальность такова, что за всё платит скромный налогоплательщик. А кто платит, тот, как известно, и должен заказывать музыку!

Тем не менее, в наших широтах это правило не работает. Нас лишают права не только заказывать эту самую «музыку», но и высказывать вслух мнение о том, насколько пошлым и бездарным образом тратятся сегодня бюджетные деньги.

Кстати, о деньгах. В две тысячи семьсот пятьдесят шестой раз на подмостках страны ставится одна и та же пьеса Островского или Чехова! Вы думаете, это из уважения к классике? Здесь кроется маленькая, но существенная хитрость - Островскому и Чехову не надо платить гонораров.

Худрук театра, отдающий дань русской классике, порою не так прост, как кажется. Он может «адаптировать» Чехова и других под требования современной действительности, а то и просто под собственные материальные нужды. Слегка поправив авторский текст, можно «заключить сделку» с классиком и получать гонорары от каждой постановки. Ну и зачем худруку при таком раскладе современная драматургия? Кому он будет платить с большей охотой: себе или какому-то автору, которого он ни разу в глаза не видел. Да даже если видел! Кому нужно сегодня искусство во имя искусства? У каждого свой меркантильный интерес. И в этом смысле чаяния современного драматурга никак не совпадают с чаяниями худрука. Во времена оные это называлось использованием служебного положения в личных целях. Сегодня подобное считается нормальным.

Ни один худрук не станет даже разговаривать с драматургом. Резонный аргумент - кто ты такой, чтобы мы тебя ставили? Получается замкнутый круг. Чтобы стать кем-то, тебя должны поставить, а чтобы тебя поставили, у тебя должно быть имя, которое можно сделать только благодаря постановкам. Таким образом, между современной драматургией и сегодняшним театром непреодолимая стена, которая тщательно оберегает автора от счастливой случайности быть поставленным.

Впрочем, неизвестно, что лучше. Иногда имеет место другая крайность - ушлый «новатор», паразитирующий  на классике. Этот не переписывает. Он просто выворачивает пьесу наизнанку при постановке. Используя в качестве бренда имя классика, который не может за себя постоять, можно весьма преуспеть в коммерческом смысле.

Ситуация на театральном рынке сегодня аховая. За счёт бюджета можно со сцены, к примеру, насаждать гомосексуализм среди детей и подростков, прикрываясь всеми оттенками голубого. Если и дальше так пойдёт, то не за горами время, когда вход в театр в качестве художественного руководителя или режиссёра для специалиста традиционной ориентации будет попросту закрыт. Пора защищать интересы традиционного большинства, иначе оно перейдёт в категорию меньшинства, интересы которого уже никто не защитит.

Неудивительно, что отношение зрителя к театру за последние тридцать лет изменилось коренным образом. А как можно к нему относиться, если бесконечные имитации полового акта или испражнения на сцене трактуются как великое достижение?

Когда-то, на заре перестройки замечательный артист Зиновий Гердт в одном из интервью говорил о том, что театр это храм, в который нельзя приходить в джинсах и свитере. Конечно же, говорил он не только и не столько о джинсах, сколько об отношении зрителя к искусству. Сегодня в подобном контексте уместно говорить и о самих служителях Мельпомены.

Служители в голос кричат: «Не надо драмы! Зрителю нужна комедия, на которой можно тупо поржать». В это можно было бы поверить, если бы мы жили в США. Но мы живём в России, где всегда был круг театралов, состоящий из представителей интеллигенции, если выражаться архаично. В основной своей массе это люди умственного труда, - художники, писатели, преподаватели, инженеры,- словом, те, кто всегда ходили в театр как в храм. Ни один из них никогда не скажет, что идёт на спектакль, чтобы тупо поржать.  

Любители смеха ходят не в театр, а на «Кривое зеркало» и в «Comedy club», у которых своя зрительская аудитория. Оставьте Кесарю кесарево. Однако режиссёры жаждут комедий. И чем тупее и ниже пояса, тем лучше. В итоге получают пустой зал и ищут комедию ещё тупее и хуже.

Свою некомпетентность они прикрывают желанием расширить зрительскую аудиторию. Но на деле получается картина весьма прискорбная: люди, которые всегда шли в театр за катарсисом, перестали  туда ходить; а из того, кто зашёл в театр, чтобы тупо поржать, не сделать постоянного зрителя.  И эту брешь не закрыть низкопробной комедией.

Отдельная тема - «новая драма». Гора родила мышь! Хотя, как оказалось, и не гора вовсе, а так - бугорок на месте выжженной пустыни современной драматургии. Почему «новая драма» себя дискредитировала? Да потому, что профессионализм никто не отменял, как и законы драматургии, которые работают не одно тысячелетие.

Изобретать велосипед с квадратными колёсами, по меньшей мере, непродуктивно. Драматургия, как и любой другой жанр литературы, должна созидать, а не разрушать! Театр не должен опускаться до пошлости и грязи уличных реалий. Он должен увлекать, а не развлекать; воспитывать, если хотите. Надо будить в зрителе самое светлое через катарсис, а не низменное через вульгарность и дурновкусие, не имеющие ничего общего с высоким искусством.

Произошло страшное. Наш театр потерял зрителя. Вспомним 1980-е годы, когда билеты в столичные театры невозможно было достать!  Этот зритель ещё не вымер, но сегодня он не идёт в театр, в котором нет искусства. Публике нужна серьёзная современная драматургия.

Настоящий театральный зритель не будет смотреть то, что ему предлагают сегодня. Современный театр истребил публику как класс. Зрительскую аудиторию нужно формировать заново. А этого не сделать спектаклями-однодневками. Серьёзный зритель ходит на серьёзный репертуар.

И над этим стоит задуматься хотя бы для того, чтобы «больной» стал «скорее жив, чем мёртв» и про него можно было бы говорить не только хорошо, но и как есть.