Удивительное и превосходное стихотворение

 

Имя Геннадия Жукова ничего не говорит даже большим любителям поэзии. Меж тем он автор выдающегося произведения, названного им не слишком удачно - «Романс для Анны» - по имени  героини. Г. Жуков  вообще не профессиональный писатель, а самодеятельный поэт, возросший на ниве авторской песни. Поклонники этого жанра хорошо с ним знакомы, поскольку в своё время - 1990-е годы - он был среди них более чем популярен.

Музыкальное наполнение романса,  скажем сразу, слабое. Единственное, что его возвышает, - текст. Это настоящая, большая, высокая поэзия. Причем абсолютно новаторская по форме.

Произведение начинается самым неожиданным для романса образом - повествование ведётся не в прошедшем и даже не в настоящем, а в будущем времени, и это не мешает восприятию, не затрудняет его, даже напротив:

 

Звякнет узда, заартачится конь. 

Вспыхнет зарница степного пожара.

 

Экспозиция вводит нас в атмосферу ночи, ожидания дороги, пути. Здесь же, почти сразу возникает тема очага, дома:

 

Всхлипнет младенец, да вздрогнет гитара.

 

Не сразу мы понимаем, куда ведёт нас автор. Лёгкая тревога закрадывается к нам в сердце. И вот начинается припев:

 

Ах, догоняй, догоняй, догоняй!..

 

Повелительное наклонение, казалось бы, тут преждевременно и неуместно. Ан нет! Действует, работает.  

Столь же удивительным образом не ломает строя стиха следующая строка, хотя она явлена уже в прошедшем времени:

 

Чья-то повозка в ночи запропала...

 

Полная чехарда времён, а какая красота и гармония! Налицо форменное открытие автором новых форм, нового соотнесения прошлого, настоящего, будущего!

 

Что же ты, Анна, глядишь на меня?

Значит, не я. Что так смотришь устало?

 

Повествовательные предложения неожиданно сменяются вопросительными - и опять никакого слома, но плавное перетекание мысли, и внезапный обрыв мысли и чувства, перемена настроения, вскрик души:

 

Значит, не я. Что так смотришь устало?

 

И вот тут мы понимаем, что недалеко до беды. Даже не столько понимаем, сколько чувствуем, споткнувшись вслед за автором и героем повествования о фразу: «Значит, не я».

Герой лжёт себе самому. Лжёт своей любимой. Это обычная ложь во спасение. Она извиняет любого, всегда. В том числе и его, сейчас. Он щадит свою милую, укрывает от неё правду, свою неверность.

Однако вещее сердце не обманешь, и слёзы текут - и их не остановить. Виновник беды не вдруг понимает причину происходящего:

 

Что же ты, Анна, -  цыганская кровь! -

плачешь с раскрытыми настежь глазами?..

 

Это же надо было придумать, сотворить столь удивительную картину столь удивительной силы воздействия: раскрытые настежь глаза, как двери, и в них бегущие ручьём слёзы! Автор художник, очень одарённый художник. И чувствующий, думающий, раненный человек. Только испытавшему боль понятно чужое страдание.

Анна устала от сомнений. Она любит своего избранника. Иначе ею владело бы равнодушие, а не ревность, обида или злость.

И тогда он решается рассказать правду. А правда эта ох как горька! И поэтому:

 

Стол собери, да вина приготовь:

будем смеяться и плакать над нами.

 

Виданное ли дело оплакивать любовь и при этом смеяться? Вот  она - страшная мера беды и отчаянья! Рад бы он не причинять боли возлюбленной. Но слишком далеко всё зашло - он полюбил другую. Ему трудно в этом признаться, он оттягивает время, подготавливая подругу к убийственной правде:

 

Боже мой, смейся! Я смех пригублю,

горестный смех твой - единственный яд мой.

 

Яд - потому что признание подступило к самому горлу. И вот, слетев с языка, оно крушит, сметает всё на своём пути:

 

Плачь, боже мой! Я другую люблю -

вечно, до смерти, всю смерть, безвозвратно.

 

Градация последней строки - как четыре удара подряд сокрушительной силы. В том числе по нему самому, счастливейшему и несчастнейшему из смертных. Такая любовь - «вечно, до смерти, всю смерть, безвозвратно» - встречается на жизненном пути мало кому.  Нужно быть достойным её. Анна, как женщина умная, понимает это. Но сейчас она ошеломлена признанием, подтвердившим её смутные и неуверенные догадки. Друг её сердца камня на камне не оставляет от её крохотной, еле тлевшей надежды:

 

Боже мой, плачь: это я отворял

в ночь ворота и гремел на пороге.

Что-то искал, что давно потерял,

и не в конце, а в начале дороги...

 

Великолепная метафора! Истинный драматизм! Правда характеров и образов! На такое способен лишь настоящий поэт, большой поэт. Белой пылающей завистью я завидую автору в этом его удивительном и превосходном стихотворении. Это же надо так сказать! Поэтично, красиво, сильно, обезоруживающе:

 

Что-то искал, что давно потерял,

и не в конце, а в начале дороги.

 

Это не единственная находка автора. В следующей строфе он просто сражает читателя наповал новой своей невероятной метафорой, предлагая героине развернуть за оглобли дорогу, чтобы удержать любимого, не дать ему уйти, уехать. Вот это поразительное четверостишие целиком:

 

Ну, догони, догони мой фургон.

Что же ты, Анна, так смотришь, ей-богу?

Вознегодуй на постылый закон

и разверни за оглобли дорогу. 

 

Бог мой! - хочется воскликнуть вслед за автором и героем. - Сколь удивительное искусство - поэзия! Подобные невозможные вроде бы и вместе с тем реальные поэтические находки приводят нас в неописуемый восторг, переворачивают нам душу, заставляют ликовать сердце, потрясают ум.

Финал также превосходит все ожидания и заслуживает самой высокой похвалы:

 

Боже мой, смейся! - Легла колея

под колесо так привычно и странно...

Пыль в полстепи - это, видимо, я.

Женщина плачет - то, видимо, Анна.

 

Никогда и никто из поэтов не делал таких открытий, как Геннадий Жуков! Только у него герой говорит о себе как о другом, чужом человеке, словно усомнившись в принадлежности к самому себе: «Это, видимо, я». То ли усовестился собственного деяния, то ли не верит в исход произошедшего. Настолько глубока драматургия образа и поступка, что автор вынужден был прибегнуть к приёму иносказания, затемнения идентичности. Также в отношении героини: «Женщина плачет - то, видимо, Анна».

И смотрите, чем заканчивается произведение?! - Пыльным облаком в полстепи. Вот степень, размах трагедии случившегося! Полстепи - это очень много, ведь степь неоглядна. И под конец вместо зрительного образа - пыль - автор даёт нам звук: «Женщина плачет». С этим звуком в ушах герой покидает былую возлюбленную, стремясь к новой своей героине, и этот звук надолго, если не навсегда, останется в его памяти, в сердце.

О высокой и трагической любви написал свой восхитительный романс Геннадий Жуков. Он и она умеют любить, умеют страдать. Это очень живые и остро чувствующие люди, подлинные герои подлинного литературного произведения - одного из лучших (если не самого лучшего по причине непревзойдённой новаторской новизны) в русской поэзии всего постсоветского периода. Вот достойный пример для подражания! Вот ориентир для того, кто стремится и хочет создавать настоящее искусство!

Жаль, что коротким оказался век Геннадия Жукова.

Жаль, что жизнь его была полна лишений и трудностей. Жаль, что ему не удалось в других произведениях подняться на такую же высоту. Не хватило литературного образования, удачи, чего-то ещё. Но он был, есть и пребудет в истории русской литературы как один из самых ярких её представителей, потому что новаторство Геннадия Жукова трудно переоценить. Это поэтическое явление равносильно явлению Чехова в драматургии: столь велика и важна сила его новых литературных форм. Я уже не говорю о сочности языка, богатстве лексики, образов и всём прочем.

Прочтите стихотворение целиком. Послушайте романс в авторском исполнении. Он оставит в вашей душе неизгладимый след. Произведение парадоксально, гениально.

 

 

Н. Антонов