- Фамилию я её не помню, а имя - Вика, - рассказывал этот уже возрастной мужчина своему более молодому спутнику, узнав что тот - писатель. - Вам обязательно нужно о ней написать. Она заслуживает и большего.

Вечереющим днём они стояли на набережной возле самого парапета и смотрели на море.

...Первым сюда пришёл писатель. Сосед по номеру издали увидел его, но не сразу узнал со спины.

- Я смотрю: вы - не вы, - молвил он, приближаясь.

- Не мудрено: всего два дня знакомы.

Так - мало-помалу - они разговорились.

Увидев в руке блокнот с заложенным в середину карандашом, сосед поинтересовался:

- Вы художник?

Писатель не хотел говорить о своём роде занятий, но собеседник вынудил, сказав:

- Я уже видел вас с записной книжкой. Вы что-то рисуете?

- Записываю.

- Вы ведёте дневник?

- Я писатель.

- О, впервые вижу человека вашей профессии. Это должно быть интересно?

- Как вам сказать?

Писатель был уже не рад своему вроде бы ни к чему не обязывающему признанию и хотел отмолчаться, но не тут-то было. Сосед резко оживился, стал не в меру говорлив и нетерпелив в ожидании ответа.

- Вы должны меня обязательно выслушать, - тараторил он. - Я расскажу вам нечто важное.

- Ну что, что там у вас такое? - начиная раздражаться, спросил писатель.

- Если б я мог, я написал бы сам.

- Да расскажите же уже!

И собеседник принялся рассказывать: «Это было лет 30 назад. В ту пору я был молод и не опытен - и совсем не заметил этой девочки. Впрочем, до времени она ничем не отличалась от других.

Кажется, я забыл сказать, что я был учитель, и одинаково учил своему предмету и её, и всех остальных. Однажды по обыкновению я взглянул на неё - то ли для того чтобы вызвать к доске, то ли чтобы спросить с места  -  и к своему удивлению не узнал её».

- Как так? - вставил слово писатель.

- Она сильно изменилась. В ней проступила взрослость и даже женственность.

Писатель молчал, осмысливая услышанное. Рассказчик продолжил:

- Не то, чтобы женские формы. Хотя и они. Среди её одноклассниц были девушки и пофигуристее, но женственной была она одна.

- Я немного не понимаю, - утерял нить писатель. - К чему вы всё это?

- Сейчас станет понятно.

Писатель раскрыл свой блокнот и что-то коротко записал.

- Вас заинтересовал сюжет? Вы об этом напишете?

- Пока не вижу никакого сюжета.

- Он есть, есть! - горячо заверил рассказчик.

Против ожидания возникла пауза. Рассказчик не то усомнился в своей идее, не то его смутило что-то другое.

- Вы видите, море играет солнечными бликами? - произнёс, помолчав, он.

- Вижу, - ответил на автомате писатель.

- Вот и её жизнь была как это море и как эти блики, - сказал убеждённо рассказчик. - Не знаю, как ещё объяснить.

- Кажется, я начинаю понимать вас. - Писатель опять что-то записал в блокноте. - Образное мышление всегда убедительнее прямого, прямолинейного. Вот, например, пирс напоминает мне человеческую жизнь. Он далеко вдаётся в море. Но не преодолевает его. Волны бьются об него, однако не могут причинить ему большого вреда, избавиться от него. Почему так? Потому что человек всё-таки сильнее, хоть и не вечен.

Рассказчик радостно улыбнулся - то ли сравнению писателя, то ли чему-то своему.

- За что люблю литературу? - сказал он. - Вот за это самое: слово отзывается в твоей душе, и ты не столько понимаешь, сколько чувствуешь.

- Любое искусство имеет такое свойство, - поддержал мысль писатель. - Если, конечно, оно настоящее. Будь то, к примеру, музыка. И она захватывает нас, если созвучна нам, если глубока.

- Вот, вот! И я про то. Применительно к девочке.

- Сколько ей было в то время, о котором вы говорите?

- Восьмой класс. Значит, лет пятнадцать.

- Не такая уж девочка. Скорее девушка.

- Соглашусь с вами и не соглашусь. Девушка - это когда по плану, в силу возраста. А тут внезапно, неожиданно, вдруг.

- Снова не понимаю, - честно признался писатель.

Вновь возникла пауза. Собеседники надолго замолчали. Каждый думал о своём.

Писателю почему-то вспомнилась девочка из его детства. Они дружили до 5-го класса, потом она куда-то переехала, и он долго скучал по ней. Но то был ещё ребёнок, собственно. Здесь экземпляр постарше, взрослее.

Рассказчик мысленно представил себе Вику. Светло-русые волосы, собранные в пучок на затылке. Серые с зеленоватым оттенком глаза. Довольно крупные зубы, ровными рядками проглядывающие между губами, когда рот приоткрывала улыбка. Вот, кажется, и всё, что удержала, не смотря на годы, память.

- Может, у вас сохранилась её фотография? - первым нарушил молчание писатель. - Она сильно помогла бы делу. Хороший рассказ - это когда в основе реальная история. Когда есть прототип.

- Нет. Фотографии нет, - ответил рассказчик. - Она не доучилась до выпуска. Поэтому её не снимал фотограф. Ни на общее фото, ни на отдельное.

- Жаль, - с искренним сожалением произнёс писатель.

- И вот что интересно, - начал рассуждать, продолжая повествование, рассказчик. - Она почему-то не дружила ни с кем из своего класса.

- Была высокомерна? Горда?

- Я бы не сказал. Просто ни в чём не участвовала. Мероприятия как бы существовали не для неё.

- Считала себя взрослее, выше?

- Возможно. Вероятно. Должно быть, это было именно так. Теперь я становлюсь даже уверен.

- Что вас подвигло?

- Она дружила с ребятами много старше себя. Года на два и даже три.

- Девчонкам нравятся парни повзрослее. Это понятно.

- Это-то её и погубило, - неожиданно повернул разговор к развязке рассказчик.

Писатель не успел задать уточняющего вопроса, потому что сразу последовал финал:

- Той же зимой она насмерть разбилась в машине вместе с подружкой и тремя ребятами. Никто не выжил из пятерых.

- Зимняя дорога? Гололёд?

- Да. Что-то такое. Но, знаете, что я думаю?

- Боюсь ошибиться в догадках.

- Она предчувствовала, что жить ей остаётся мало. Поэтому решила хоть немного пожить взрослой жизнью.

- Ваше предположение не лишено основания.

- Её неожиданно перестала интересовать учёба, класс. Она пропускала уроки, а родители думали, что их ребёнок на занятиях, в школе.

- Родители всегда узнают всё с опозданием. Потому что доверяют своим детям. Потому что верят в них и в хорошее.

- Я вызывал и её, и родителей. На долгий и обстоятельный разговор. Не помогло. Пропуски не прекратились. И вскоре она погибла.

Писатель хотел что-то сказать. Но его перебил рассказчик:

- Но почему, почему? - почти вскричал резко он.

- Я не знаю, не знаю! - в тон ему ответил нервно писатель.

Они стояли там же, у парапета, но уже какие-то другие. Море перестало интересовать их. Лицо рассказчика стало розовым от волнения, даже красным.

- Тридцать лет прошло, -  сказал он, не глядя на собеседника. - А я всё виню себя. Что недоглядел, не помешал.

- Вашей вины нет, - участливо произнёс писатель. - В случившемся вы не виноваты.

- Я понимаю. И всё равно гложет...

Рассказчик опустил руки, не договорив, затем поднёс ладони к лицу. Щёки горели.

На какое-то время снова установилась тишина. Потом подал реплику писатель:

- Успокойте себя тем, что она всё-таки успела.

- Прикоснуться к взрослой жизни?

- Да.

- Но он так краток был, этот её счастливый миг.

- Зато всё-таки был. Был.

- А ведь вы правы. И, пожалуй, она согласится с нами, если сейчас слышит нас оттуда. - Рассказчик кивнул на небо.

Невдалеке с криком пролетела серо-белая чайка.

- Может, это её душа окликнула нас? - задался вопросом рассказчик, став на минуту сентиментальным.

- Не исключу. - Писатель посмотрел в сторону гостиницы. - Однако мне пора идти.

- А рассказ, рассказ вы напишете? - словно спохватившись, спросил рассказчик.

- Я не знаю, хватит ли материала.

- Сколько уж есть. Это вернуло бы ей жизнь. Сделало её бессмертной.

- Ну уж не совсем так, - попытался улыбнуться писатель.

- Вы обещаете?

- Я попробую.

- Она тоже была бы признательна вам.

- Было бы за что.

- Вдохновения!

На этом они расстались. Писатель ушёл в свой номер сделать набросок к рассказу, пока острым и ясным было впечатление. Бывший же учитель остался. Его продолжала занимать чайка. Она почему-то не улетала, всё кружила и кружила неподалёку, то отдаляясь, то приближаясь. То ли хотела этим что-то сказать, то ли у неё были тут свои дела, и она занималась ими.