Жанр: комедия, драма, трагедия

 

Шекспировские страсти, шекспировский размах. Автор вздумал потягаться с величайшим драматургом мира, и это ему вполне удалось. 

 

РОЛИ:

 

КОРИДА, из племени тат

ЗАГОВРАН, её муж

АЛЬМИСАК, его брат

БАНУ, из племени корт, няня Кориды

УМАР, муж Бану

АМАР

АХЕДЖАК, жрец

ТУГАНБЕК

ЁН, его невеста

АБДРАШИТ, хан

САИД

АДЖИБЕЙ, из племени моголов

Гонцы, дозорные, танцовщицы...

 

Действие происходит в средние века.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Храм Сармата.

ТУГАНБЕК. Ахеджак, огонь догорел.

АХЕДЖАК. Слеп я? Вижу.

Отойди, не мешайся...

Что огнем начертал бог огня?

Так и есть: тоже против набега.

Надо б отговорить, да послушает разве?

Ведь упёрт, как весною баран. -

Хан,  погубит тебя твой характер.

 

Входит хан АБДРАШИТ.

 

АХЕДЖАК (в сторону) Как услышал, бежит. Хм. И весел, как видно.

 

АБДРАШИТ. Ну, чего наволхвил? Чую пузом, удачу?

И поживу такую, что не унести?

Верно я накудесил? Как - кудесник? Шаман?

 

АХЕДЖАК. Рад бы шуткой на шутку ответить...

 

АБДРАШИТ. Что! Перечить?! Казню!

АХЕДЖАК. Хан, всё против набега.

 

АБДРАШИТ. Не желаю и знать!

 

АХЕДЖАК. Звёзды - против, и угли...

 

АБДРАШИТ. Замолкни!

 

АХЕДЖАК. Охранителя долг...

 

АБДРАШИТ. Палача! Эй, палач!.. -

То-то, знай: я плюю на твои головешки,

и на звезды плюю. И сейчас же - в набег.

И увидишь, вернусь с караваном,

с табуном лошадей и на каждой моголка тюком.

И какие! Все краше, чем татки.

 

АХЕДЖАК. Краше таток нет женщин на свете.

 

АБДРАШИТ. Что я слышу, евнУх?!

 

АХЕДЖАК. Я не евнух - монах.

 

АБДРАШИТ. И давно знает толк в бабах, инок?

 

АХЕДЖАК. Слава таток известна до моря.

Даром, что ли, их даже  за море крадут.

 

АБДРАШИТ. Это - да, но рабыня-моголка

всё же лучше, чем татка-жена.

Верно, сын мой, глаголю с амвона?

 

АХЕДЖАК. Что мне знать не дано, о том промолчу.

 

АБДРАШИТ. Тоже верно.

Хоть здесь ты покладист.

Будь таким и во всём.

 

АХЕДЖАК. Рад бы. Долг...

 

АБДРАШИТ. Что?! Опять?!

 

Входит САИД.

 

САИД. Хан, послы!

 

ХАН (АХЕДЖАКУ). Я потом с тобой догутарю.

- Чьи? Откуда?

 

САИД. Корты, хан.

И с подарком. Мирфатий...

 

ХАН. Вишь, колдун? -

Приведи.

 

Входят ПОСЛЫ.

 

ПОСЛЫ. Наш поклон хану племени тат!..

 

АБДРАШИТ. Принимаю. Взаимно.

 

ПОСОЛ. И подарок!

 

АБДРАШИТ. Тоже... беру. (Пауза.)

С чего вдруг щедрым стал ваш Мирфатий-четвертый?

АлмазЫ, бриллиант! Злата - сорок кило.

Шлем напялю - и тяжесть мне шею свернёт.

Так оно и задумано?

Для и  того и расщедрился царь?

 

ПОСОЛ. Что ты, хан! Шлем одно означает:

хану царь объявляет мир.

 

АБДРАШИТ. Может, просит о мире?

 

ПОСОЛ. С чего, о хан?!

Войны и не было: набеги - не война.

 

АБДРАШИТ. И значит?..

После шлема... и начнется?

 

ПОСОЛ. Ну что ты, хан!

В соседях добрых будем жить.

Добрее прежнего.

 

АБДРАШИТ. Читай: наоборот?

Коварство кортов мне известно с детства.

Кто вырезал полплемени тогда?

Не вы ли, корты?

Не ваш ли каверзный Мирфатий?

 

ПОСОЛ. Мирфатий - да,

но не Четвертый - Первый.

 

АБДРАШИТ. Царям своим ведите сами счёт.

Я арифметику прикладываю к татам.

 

ПОСОЛ. Разумно и резонно.

Позволь откланяться?

Визит окончен.

 

АБДРАШИТ. Ступайте. Что мне вас держать?

 

ПОСОЛ. Что передать Мирфатию от хана?

Подарок нравится?

Одобрил выбор хан?

 

АБДРАШИТ. Скажу потом -

когда проверю в деле. Пока же вот -

 отдарок баш на баш.

 

ПОСОЛ. Что это?

 

АБДРАШИТ. Там увидит.

 

ПОСОЛ. Не кот в мешке?

 

АБДРАШИТ. Котёнок. И в корыте.

Шучу в ответ на шутку о коте.

Здесь горсть монет и пригоршня алмазов.

И слиток золота. Такой же, как и ваш. На вес.

 

ПОСОЛ. Что это значит? Дружбу отстраняем?

Соседить будем хуже, чем вчера?

 

АБДРАШИТ. Увидим завтра. Или послезавтра.

Когда шлем золотом моголов ослепит.

 

ПОСОЛ. Хан Абдрашит в набег идет? Моголов

желает чуточку за шкирку потрепать?

Отрадно слышать: им полезна трёпка,

чтобы не вздумали округу попирать.

Удачи, хан! Добычи неподъёмной!

До новой встречи, хан!

 

(Уходит вместе с остальными.)

 

АБДРАШИТ. Будь здрав! Не кашляй... -

А ну взгляну: хорош подарок? Подайте зеркало.

 

АХЕДЖАК. Будь добр, любезный Туганбек. (Тот приносит зеркало.) Вот, хан. (Подаёт.)

 

АБДРАШИТ. Ну как я в шлеме? (Пауза.)

Красив и страшен?

 

АХЕДЖАК. Грозен, хан.

 

АБДРАШИТ. Что мне и нужно.

 

АХЕДЖАК. Только, хан, боюсь я:

а ну подвох? Я видел скверный сон.

 

АБДРАШИТ. Забудь. Туфта.

 

АХЕДЖАК. А если вещий?

 

АБДРАШИТ. Накаркать хочешь?

 

АХЕДЖАК. Отвести беду.

 

АБДРАШИТ. Еще полслова -

и она случится.

И прямо здесь. С тобой.

 

АХЕДЖАК. Но, хан!..

 

АБДРАШИТ. Замолкни!

 

Входит САИД.

 

САИД. Хан отменил поход?

ХАН. С чего ты взял?

 

САИД. Уж истомились кони,

а хана нет и нет.

 

ХАН.  Скомандуй: трогай!

Догоню в минуту.

 

САИД уходит.

 

АХЕДЖАК. Отсрочь поход - 

добра не будет, хан.

 

ХАН. Опять!? С дороги!

 

АХЕДЖАК. Хан, не ходи.

 

ХАН. Мне обнажить клинок?

 

АХЕДЖАК. Мне в ноги пасть?

 

ХАН. Вот привязался, чёрт.

 

АХЕДЖАК. Не чёрт, но жрец.

Я чувствую подставу.

 

ХАН. А чувствуешь - молись.

И не о хане - о себе, любезный:

чтоб, возвратясь, я твой не вспомнил бред.

Я всё сказал! (Поворачивается, чтобы уйти.)

 

ТУГАНБЕК. Себя не жаль -

так пожалей отряды.

 

ХАН. Что-что, плебей!?

И это молвишь мне?!

 

ТУГАНБЕК. Слабеет род.

Неужто ты не видишь?

 

ХАН. Радетель, вах!

А я-то и не знал. -

Эй, палача! Казнить на месте!

Хотя довольно будет и того,

что станет нем. Язык долой!

 

АХЕДЖАК. Помилуй, хан! (ТУГАНБЕКА хватают, уводят.)

 

ХАН. Ещё хоть слово,

следом устремишься.

Перечить мне -

служить моим врагам.

Молись о нас:

мы в поле, мы в набеге.

 

АХЕДЖАК (один). Жесток и крут.

А ведь таким он не был.

Власть развратила или чует крах?

Утишь его, Сармат, своим веленьем,

умерь озноб и жар крови его.

 

Возвращается ТУГАНБЕК, без языка.

 

АХЕДЖАК. Вот жертва новая. -

(О хане) О, что с тобой он сделал!

Мой друг, насельник, милый Туганбек.

Кровь в три ручья, разорванное горло

и с мясом вырванный язык.

Постой, дружок, подставь лицо под руки:

сейчас я кровь и боль заговорю.

Ну что ты, гордый... говорю, не прыгай!

Да не крути так нервно головой!..

 Ну вот и всё, поток пресёкся,

а вот и вовсе пересох ручей,

и плоть как новая совсем не тянет горло.

Эх, Туганбек, какой ты стал другой.

Ступай, побудь один под сенью кущи,

приди в себя, опомнись и живи. -

А он ни с места. - Ну  чего ты, парень?

Глянь на меня: ты эдакий урод?

А я и то... С чего тебе казниться? -

Ах да, ведь он помолвлен с Ён.

 

Вбегает ЁН.

 

АХЕДЖАК. Чертовский умысел! Едва упомнил -

сама явилась тут как тут.

 

ЁН. Мой милый Туг, любовь моя и нега. -

О, это правда! Что наделал он!

Проклятый хан... - Но, Туганбек, послушай. -

О, я несчастная! О, подлый,  дикий  рок! (Выносится вон.)

 

АХЕДЖАК (ТУГАНБЕКУ). Ты что, заплакал?

Будь сильней, мужчина.

Она опомнится, вернется к вам любовь. -

О, как взмычал - как бык на скотобойне. 

И даже горестней. Убийственный финал!

 

СЦЕНА ВТОРАЯ

Там же.

АХЕДЖАК. Пора б вернуться войску из похода.

Заждались жёны, матери, отцы.

Вон потянулись в храм просить Сармата,

чтоб оберёг воителей в пути.

Вон Корида несёт лучину мужу.

Ты будешь здрав, счастливец Заговран.

Бану при ней, о здравии хлопочет:

хоть нянька ей, а тоже как родня.

Но кто это за упокой втыкает

лучину   где хранит бойцов Сармат!?

Эй, женщина, кого ты тут хоронишь?

А ну, кто ты? Как! Это ты, Амар?!

 

АМАР. Да, я. И что?

 

АХЕДЖАК. Зачем хоронишь Тима?

 

АМАР. Я хороню?!

 

АХЕДЖАК. Да, упокойня здесь.

 

АМАР. Вот уж не знала...

 

АХЕДЖАК. Так перебрось скорее

огонь живых от смертного огня.

Да торопись же, слышишь!

 

АМАР. На пожаре?

 

АХЕДЖАК. Ещё промедлишь -

упокоит Бог.

 

АМАР. Уж прям, так сразу?

Не кудахчь, кудесник.

И дай-ка я на лик твой помолюсь?

 

АХЕДЖАК. Но-но! Куда!

Ведь - борода: опалишь!

 

АМАР. Палёный волос делает мужчин 

мужчинами. Иль это ты не знаешь?

Ну да, откуда, ты ведь не мужик...

Хи-хи, ха-ха!.. А может, потому я

хочу поджечь твоей веник бороды,

чтоб помнил ты... Амар.

 

АХЕДЖАК. Что говорит! Зачем туманит?

О женщина, о адова стрела!

Ведь знает же... - Уйди, нечистый:

не надо мне искусов бытия.

 

АМАР. Ты что бормочешь? Молишься о муже?

Молись-молись, поможет ворожба.

А вон - взгляни - опять неуставленье:

о двух радеет враз одна жена.

 

АХЕДЖАК. Кто это?

 

АМАР. Видно по осанке.

Иль по фигуре не читает хват?

 

АХЕДЖАК. Какой я хват?

 

АМАР. А то слепа, не вижу,

как у тебя шарёнки аж скрипят.

 

АХЕДЖАК. Не на неё.

 

АМАР. И это тоже вижу.

 

АХЕДЖАК. Так кто она?

Ты скажешь или нет?

 

АМАР. Она та самая, в чьём сердце...

две раны от одной любви.

 

АХЕДЖАК. Две от одной?

Так не бывает.

 

АМАР. Одну нанес ЗагОвран благочестьем...

 

АХЕДЖАК. Он не ЗагОвран - ЗаговрАн.

 

АМАР. ...другую - Альмисак известьем,

что ей ЗагОвран мужем дан.

 

АХЕДЖАК. То Корида.

Я правильно размыслил?

 

АМАР. Что значит ясновидец! -

Ха-ха-ха!

 

АХЕДЖАК. Смеешься? Смейся.

Так мила улыбка.

О яхонт губ! О жемчуга зубов!

 

АМАР. А остальное?

 

АХЕДЖАК. О! боюсь помыслить.

Прекрасней неба и нежней шелков.

 

АМАР. Так отрекись от схимы, фимиама,

будь мужиком, тогда, глядишь, и я...

 

АХЕДЖАК. Молчи, молчи! Ни слова о печальном!

А то с собой не совладаю я.

 

АМАР. Представь меня: вот я в твоих объятьях.

Как птица, бьюсь...

 

АХЕДЖАК. Пожалуйста, молчи.

Зачем смеяться над несчастным,

несчастным иноком любви?

 

АМАР. Любви?! Ты любишь?! Или показалось?

Мерещится. Старею, видно, я.

 

АХЕДЖАК. Как Корида, Амар, я разрываюсь.

Бунтуют дух и плоть моя.

 

АМАР. Она меж братьями,

а ты меж мной и Богом?

Сойдись в одно

и плоть свою обрушь.

 

АХЕДЖАК. Обманешь же, когда и муж законный

вдруг в горле кость. А Тим-то - он не я.

 

АМАР. А может, ты престрашен только с виду?

Быть может, ты как в стойле тесном конь?

Тогда б и я взбрыкнула кобылицей

и высекла копытами огонь.

 

АХЕДЖАК. Дразнишь спецом?

Дразнишь нарочно?

 

АМАР. Я? И не думала: сама

как в клетке я. На волю хочется,

в полет, в набег, на вольницу,

в просторы вольные любви и бытия.

 

АХЕДЖАК. Сестра по духу?

Стань сестрой по плоти.

 

АМАР. Ого! Да ты почти совсем как я.

Такую смелость редко кто позволит.

Иль это дерзость? Дерзость, а?

 

АХЕДЖАК. Как ни зови, но проронил я правду.

И за неё Сармат ещё предъявит счет.

 

АМАР. Боишься Стража мира и порядка?

А мне так лучше уж в аду гореть,

чем тлеть при жизни.

Вот и загораюсь.

Уже горю, пылаю страстью я. -

Сболтнула  лишнее. Сейчас исправим. -

Страсть к Богу обожгла меня.

 

АХЕДЖАК. Так горячо тебя Сармат коснулся?

 

АМАР. О да, ожог! Того гляди волдырь

раздуется, но я сейчас подую

на ранку - и остынет боль...

Два раза дунула, и всё опять на месте.

ЗдорОва. Не болит. Как у дитя.

 

АХЕДЖАК. Скажи, Амар, а это правда:

что ханов кровь в твоей крови течёт?

 

АМАР. Ещё б! Конечно! Только - тс-с! - а то ведь

услышит кто и мигом донесёт.

 

АХЕДЖАК. Да кто! Кому

услышится такое?

Здесь храм Сармата:

меркнут звуки все.

 

АМАР. Одна хоть польза

от стены из глины.

 

АХЕДЖАК. Кощунствуешь?

Смотри! Не глух Сармат.

 

АМАР. Так и боюсь! Пускай и то услышит:

я дочка хана, ханство я верну. -

Слыхал, Сармат? - И тайное пусть явным

для  всех здесь станет. И да стану ханшей я!

 

АХЕДЖАК. Женою хана?

 

АМАР. Ещё чего! -

Опять проговорилась. -

Конечно же!

Мечтаю лишь о том.

 

АХЕДЖАК. А мне сказала...

 

АМАР. Но о том ни слова!

Ты слышишь, никому!

Ни там, ни здесь. Убегает.

 

АХЕДЖАК (один). «А как же я?» -

чуть не вскричал вдогонку.

Да нужен ей стареющий горбун!

Но стоп!  Она такое тут сказала.

Да-да, темнит. Замыслила беду.

И Тима со счетов почти списала.

Ох, будет сеча, будет кровь.

 

Входит АБДРАШИТ.

 

АБДРАШИТ. И впрямь пророк.

Ну напророчил кашу!

Казнить тебя иль золотом осыпать?

Верней, засыпать,

по самую макушку,

то  бишь тож казнить,

но золотом.

Какую казнь, гадалка, выбираешь?

 

АХЕДЖАК. Казни хоть как,

но уж скажи - за что.

Насколько знаю, Бог послал удачу.

Набег удался, угли говорят.

Удался - нет?

 

АБДРАШИТ. Моголов, да, мы щедро пощипали.

Три табуна угнали и девиц

с полтабуна украли - тоже верно.

Какой ценой - вот каверзный вопрос.

 

АХЕДЖАК. Какой же? Ну!

И я пойду на плаху.

 

АБДРАШИТ. Храбрец! А задохнуться не хотишь

засыпанным алмазами как муха?

 

АХЕДЖАК. То золото, а то алмазы мухе.

Убить же проще. И - убей.

 

АБДРАШИТ. Убью - заслужишь. Многовато

пока что чести. Поживи.

Но отложи уже сейчас под коркой:

Ещё промашка - и ты червь в аду.

Или в раю - уж как чему сослужишь. 

А мне - так - ты почти накаркал смерть.

 

АХЕДЖАК. Я, смерть?!

 

АБДРАШИТ. А то не кукарекал,

про кортов шлем:

«Я чувствую подвох».

 

АХЕДЖАК. Он и сейчас чреват им.

 

АБДРАШИТ. Потому бросаю, топчу ногой.

Проклятый, адский шлем!

 

АХЕДЖАК. И в чём подвох?

 

АБДРАШИТ. На солнце он бликует.

Играет золотом на тысячи шагов.

И сонмы стрел, визжа, летели к смерти,

но Тим отвел её без дураков.

 

АХЕДЖАК. Я - говорил.

 

АБДРАШИТ. А я вот не послушал.

Вина твоя - что не отговорил.

Тим рядом был и ринулся на посвист

и грудью от ударов заслонил.

Десятки стрел, а может быть, и сотни,

вонзились в грудь, и, выстояв расстрел,

он рухнул на спину, а из груди торчали...

Он был как ёж от стрел, как дикобраз.

 

АХЕДЖАК. Амар проделки?

 

АБДРАШИТ. Что? Не слышу.

 

АХЕДЖАК. Досадно. Жалко.

 

АБДРАШИТ. Лучший воин, Тим!

Прости столь незадачливого хана. -

А ты, священник, или кто ты там...

 

АХЕДЖАК. Я жрец...

 

АБДРАШИТ. Хоть жнец.

А ты взмолись: хоть расшиби лобешник,

но выпроси бедняге Тиму рай.

 

АХЕДЖАК. И так в раю:

кто храбро пал в походе...

 

АБДРАШИТ. Молись, сказал! И за себя не меньше,

чтоб казнь тебе от хана не послал.

Ты как смотрел, гадая, в головешки,

что корт меня чуть к Тиму не услал?

 

АХЕДЖАК. Опять стрелой? Так шлем бы...

 

АБДРАШИТ. Шлем сбросить догадался.

Я не глупей тебя - запомни и забудь.

Аркан швырнул арканщик востроглазый

и сдернул бы меня с коня одним рывком,

когда б не Заговран, клинком взмахнувший.

Щих! - и от натуги

могол слетел с кургузого коня.

 

АХЕДЖАК. Два раза спасся.

 

АБДРАШИТ. Дважды чуть не умер.

Недоглядел, а, перегляд?

Но шутки в сторону! Заданье в силе.

Ропщи, кричи и топай, но мне чтоб

он прямиком к Сармату,

а тот его без промедленья в рай.

Всё понял?

 

АХЕДЖАК. Даже больше.

 

АБДРАШИТ. Вот и бейся,

а я пойду героям всем воздам:

кому хвалу, кому разнос и взбучку,

кому устрою хохму-тарарам.

 

АХЕДЖАК (один). Де-ла! В одном походе столько!

Но чую: ещё больше впереди.

 

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Становище. Шатры.

БАНУ. КоридА, встречай мужа.

 

КОРИДА. Что, вернулись?

 

БАНУ. Да, с добычей.

 

КОРИДА. Значит, был удачен поход?

 

БАНУ. В общем, да.

Но не все ведь вернулись.

 

КОРИДА. Уж как водится:

кто-то, да в рай.

 

БАНУ. Или ад.

 

КОРИДА. Приключилась измена?

На засаду нарвались?

Ну а что тогда говорить.

Все мы ходим по стежкам Сармата:

где прервется, там не достегать.

 

БАНУ. Так-то так, да порою и люди

вышивают почище богов.

 

КОРИДА. Например?

 

БАНУ. А то не видала?

Тима как отхватила Амар?

 

КОРИДА. Как? Никак. Из плена бежала,

хан и дал ей Тима в мужья.

Лучший воин достался задаром.

 

БАНУ. Лучший воин не он - Альмисак.

 

КОРИДА. Альмисак? Заговрана не хочешь?!

Лучший лучник - да, признаЮ.

Да и Тим - лучший конник, не больше.

 

БАНУ. За раденье о муже хвалю.

Заговран твой действительно воин

самый лучший:

и стрелок, и наездник отменный,

только брат его всё же метчей.

 

КОРИДА. Меток лук, а не сам Альмисак.

Даром, что ли, заговорённый:

и не целясь пустишь  стрелу,

попадёт неизменно в десятку.

У твоих он отбил этот лук.

Корты заговор знают.

 

БАНУ. Сколько лет я у вас - всё: твои.

Виновата, что не убежала?

А попробуй сбеги:

три кордона, дозор на дозоре.

И куда мне бежать,

если в рабство мой продан Умар?

И всё из-за того,

что пробрался в покои,

чтобы выкрасть у хана Бану. -

Эх, Умар, где ты, где?

И жене не помог,

и сам лишился свободы.

 

КОРИДА. Я тебя не корю.

И о муже не плачь:

если жив,

то придет за тобою.

 

БАНУ. Двадцать лет в рабстве я.

Двадцать лет в рабстве он.

 

КОРИДА. Ты в служанках. Ты в няньках.

Двадцать лет ты как мать мне,

Ведь маму я даже не помню.

Будь он проклят, тот корт,

выкрав мать у дитя!

 

БАНУ. Так украли меня.

Но не в жёны - в гарем.

А натешился хан -

и списал никуда.

 

КОРИДА. Что ты, что ты, Бану!

Он мне нянечку дал.

 

БАНУ. Вот с того и люблю

эту деточку я,

и невзгоды терплю.

Эх ты, доля моя!

 

КОРИДА. Ой, Бану, посмотри:

в черный саван Амар

завернула себя.

В чёрном ходит вдова.

Овдовела Амар?

 

БАНУ. Да, геройски погиб

муж её храбрый Тим.

А чего это так

ты сменилась с лица?

 

КОРИДА. Я? И нет.

 

БАНУ. Порешила, что ей

хан в мужья даст того,

с кем и ты бы хотела

такое родство?

 

КОРИДА. Ты о ком?

 

БАНУ. Притворюха! А то я не вижу,

мысль о ком за собой ты таскаешь, как грыжу?

Этот груз тебя мучит который уж год,

и собою сама болезнь не пройдет.

 

КОРИДА. Ну признаюсь: снедает меня Альмисак.

Я ли в том виновата, что вышло не так? 

Я любила его, а женился на мне

брат его и оставил свободу жене.

Но она не из тех, кто послушав нихак,

бельма пялит свои на мужей так и сяк.

Хан скрепил наше рабство печатью своей,

Заговран с Коридой оба рабствуют ей.

 

БАНУ(объявляет). Корида, Альмисак! Нет, к Амар повернул.

Это  ж надо, впервые попутал аул.

Всё бежал первым делом к шатру Кориды,

а теперь у Амар оставляет следы.

Ан промашка: недолго джигит наш следил,

вновь он стопы свои на восток обратил.

 

КОРИДА. Полно! Будет!

 

БАНУ. Услышит еще? -

Горячей поцелует, чем горячо.

 

КОРИДА. Ну,  Бану!..

 

Входит АЛЬМИСАК.

 

АЛЬМИСАК. Альмисак приседает, увидев Бану!

Клонит выю, узря рядом с ней Кориду!

 

КОРИДА. Мы тоже рады видеть тебя, Альмисак. А Заговран где?

 

АЛЬМИСАК. Остался в моголах. Нашел себе двух сиамских близняшек вот с таким бюстом и теперь обнимает по очереди то одну, то другую. А те держат его всеми четырьмя руками. Не отпускают.

 

БАНУ. Но-но, не шути так!

 

АЛЬМИСАК. А что будет?

 

БАНУ. То и будет. Не шути.

 

АЛЬМИСАК. Вздыхала о муже три ночи жена.

                        Одна оставалась, одна и одна. -

Корты не набегали? Не пытались похитить прекраснейшую Кориду?

 

БАНУ. Пусть бы только попробовали! У меня - вот: этим ножом!..

АЛЬМИСАК. А если я стану красть?

 

БАНУ. Тоже достанется. Но лучше так не шути: у неё есть муж, и она жена.

 

АЛЬМИСАК. А у мужа есть брат, и он хочет золовку поцеловать. Один поцелуй, думаю, можно.

 

БАНУ. Не гневи Сармата, брат мужа.

 

АЛЬМИСАК. Так уж и гневлю? Да и золовка не против. Ведь не против, золовка, а?

 

БАНУ. Вот охальник! И давай уходи: Заговран увидит.

 

АЛЬМИСАК. И что будет? Поединок? Резня? А что, если к тому и стремлюсь?

 

БАНУ. Ох накажет Сармат! Где ты раньше-то был, до нихака, до свадьбы?

 

АЛЬМИСАК. А меня кто-то спросил? Кто у нас всех сватает, выдаёт: я иль хан?

 

БАНУ. Вот и хану досталось. Не гневи, не дразнись: хан не Бог, не Сармат. Бог-то, может, простит, а вот он, Абдрашит!..

 

АЛЬМИСАК. Люди, люди, сюда!

 

БАНУ. Ты чего, ты чего?!

 

АЛЬМИСАК. Ты про хана плохо сказала? Вот, свидетелей я и зову. Подтвердят наветы у хана. Головёнка долой... Да шучу я, шучу.

 

БАНУ. Тоже мне шутки! - Корида, Заговран!

 

Входит ЗАГОВРАН.

 

ЗАГОВРАН. Вот и дома я и жену обниму, и няню жены...

 

АЛЬМИСАК. А брательника?

 

ЗАГОВРАН. А с тобой вроде и не расставались. Но если так хочешь...

АЛЬМИСАК. Ну уж нет! Я не девка - чтоб лапали.

 

ЗАГОВРАН (КОРИДЕ). Как вы тут без меня?

 

АЛЬМИСАК. Корты чуть  не похитили.

 

ЗАГОВРАН. Как! Когда?

 

КОРИДА. Да он шутит. Шутник.

 

АЛЬМИСАК. А ты сразу: краул?!  Спасайся, кто может?!

 

ЗАГОВРАН. Нарываешься на скандал? Если так, то скажи. Нож не дрогнет в руке и на брата.

 

АЛЬМИСАК. О, хвалю: ты храбрец. Может, вправду звякнут  клинки? Я готов.

 

БАНУ. Альмисак, перестань.  Брат на брата - где видел такое?

 

АЛЬМИСАК. Там, у вас. Разве нет? Братья братьев корты не режут? 

 

БАНУ. Не гневи: он всё слышит - Сармат.

Все слова обернёт  он в поступки.

 

АЛЬМИСАК. Вот и здорово, хорошо. -

Эй, Сармат, ты  там спишь?

Так проснись, накажи Альмисака.

Эй, Сарматик, Сармат!

 

ЗАГОВРАН. Не рисуйся, смельчак.

 

БАНУ. Бог Сармат милосерден,

но  не так милосердны божки.

 

АЛЬМИСАК. Снова ропщешь на хана?

Или чем-то не мил тебе жрец?

Так сейчас разберемся.

 

БАНУ. Бог с тобой!..

 

Откуда-то показался хан АБДРАШИТ. Со свитой.

 

АЛЬМИСАК. Вот и сам он идёт.

 

КОРИДА.  Ты и вправду в доносчики метишь?

ЗАГОВРАН. Стал поганцем, зарвался совсем?

 

АЛЬМИСАК. Сдать бы вас всех волкам на съеденье.

Да не волк он, а жаль - Абдрашит.

 

АБДРАШИТ. Что я вижу! Семейство всё в сборе!

Рад, что так. Рад, что так.

Корида, ты всё краше и краше.

Вот какая жена, Заговран.

То-то ты так силён и так ловок,

дружище.

 

КОРИДА. Наш поклон тебе, храбрый хан!

 

БАНУ. Будь вовеки веков победитель ты и избавитель. Да хранит тебя вечно Сармат!

 

АБДРАШИТ. Уж хранит так хранит! Чуть арканщику голов не сдал с головою, и когда бы не он, Заговран!..

 

ЗАГОВРАН. Каждый воин, будь рядом с ханом, поспешил бы на выручку, и...

 

АБДРАШИТ. Каждый, каждый, да, видно, не каждый. Альмисак, например. Сделал вид, что не видит то лихо?

 

АЛЬМИСАК. Хан! Великий! Бой есть  бой, до оглядки ли в битве. И  потом, Аджибея мой выцелил лук. И не вскрикни ты вдруг, я бы в эту мишень не промазал. В эту морду промазать и ребенку-то не дано - до того широка, как казан, как луна в полнолунье.

 

АБДРАШИТ. А вот это ты врёшь! Если кто и красив из мужчин под покровом Сармата, так одни лишь они, по прозванью моголы. А уж женщины, это да, это женщины племени тат, соплеменницы наши. И не я так сужу - все соседи, вблизи и у моря. Где охота за женщинами идёт чаще всех? Здесь, у татов... Верно я говорю? Так, Бану?

 

БАНУ. О, святейшая правда, хан Абдрашит. Что моголы, что корты - все, все метят сюда. Но не в жёны берут, а в гаремы.

 

АБДРАШИТ. Где гарем, там жена. Разве нет?..

 

БАНУ. Так-то так, да не так.

 

АБДРАШИТ. Всё еще не забылись обиды? Выбор был, и сама ты избрала уйти в служанки.

 

БАНУ. Да. Так было. Молчу.

 

АБДРАШИТ. А герой что молчит?

Что молчишь, Заговран?

Всё, что хочешь, проси:

всё исполню, сей час.

Жемчуга? Бриллиант

в сорок восемь карат?

Километры парчи?

Или горы мехов?

Для прекрасной жены.

Или новый шатёр

в злате иль серебре.

Что желаешь, всё дам.

Ну так, воин, проси.

 

ЗАГОВРАН.  Хан прещедрый, мой хан!

Я бы всё попросил и вдобавок ещё,

чтоб уважить твою доброту и хвалу.

Но ведь я не затем перерезал аркан,

чтоб потом получить плату за

взмах клинком.

И потом, что желать? Всё, что надо, всё есть.

Есть и дом, и жена. Остальное возьму -

станет надо - в бою.

 

АБРДАШИТ. Есть жена, говоришь?

Так одна ведь жена.

Ну а ты, ты какой?

Ты орел, два орла.

Двум орлам две жены.

Хочешь, в жёны Амар?

Вон: чуть вспомнил, бежит.

 

ЗАГОВРАН. Две жены мне зачем?

Мне с одной хорошо.

Корида лучше всех.

Как сто жен, хоть одна.

 

АБДРАШИТ. Что я слышу, ого?!

Ты так хвалишь жену?..

Ты слыхал, Ахеджак?

Глянь-ка на Кориду.

Хороша? Хороша.

Как агаты глаза.

А ресницами как?

Махаон на цветке.

Взмах крылами. Ещё.

И от них - не от них? -

враз волна за волной.

И теснится в груди

сердце или поёт.

Да что я говорю?

Ты взгляни, Корида,

что творится с попом.

Сучит ножкой шаман.

 

АХЕДЖАК. Я не поп, не шаман.

Я Сармата слуга,

я во храме, я жрец.

 

АБДРАШИТ. Ах, его ты слуга?

Ах, не мой?

Что ж, горбун, бей

и дальше челом

и кури фимиам,

дальше небо копти.

Что тут скажешь, народ?

Карлик, а человек:

всё ножонкой сучит.

Иль не евнух ты, поп?

 

АХЕДЖАК. Насмехаешься, хан?

Смейся дальше. Хвалю.

Воскурил фимиам,

воздал дань и хвалу.

Так и надо, а что?

Кто весь род твой хранит?

Он, ничтожный горбун,

коротышка, плебей.

А ведь я заклинал

небеса двадцать лет,

чтобы род твой расцвёл,

и вот род твой цветёт.

И победы идут.

Вот опять победил.

А кто бога спросил,

кто умаслил его,

чтоб удачу послал?

Кто по звездам прочёл,

что победу сулит

этот новый поход?

Снова он - Ахеджак.

Так что дальше хули,

пусть услышит Сармат.

 

АБДРАШИТ. А не много ль берёшь

на себя, Ахеджак?

Кто победу ковал?

Ты иль воины, вон:

Альмисак, Заговран,

павший мёртвым в бою

лучший конник мой Тим,

да и сотни других,

огневых боевых?

Так что лучше молчи

и шепчись у огня

об обидах своих.

Туганбек стерпит всё,

даром, что ли, немой?

Ха-ха-ха, Туганбек,

ты охранник его.

На меня не серчай,

дай отраду ему.

 

Из-за спин выходит АМАР.

 

АМАР. Вот уж весело где!

А я, дура, в шатре

убиваюсь одна.

Муж убит, я вдова,

и катаюсь, кричу.

А тут хохот, тут смех.

Ой, спасибочки, хан,

ох как развеселил!

Так, что даже хочу

сокрушить ту скалу.

Вон, над нами висит.

 

АБДРАШИТ. Извиняй уж, Амар:

смех и горе - родня.

Только в чёрном одно,

а другое в цветном.

Есть какая нужда,

так давай говори.

Всё исполню,

любое желанье.

Жемчуга?

Дорогую парчу?

Что желаешь за подвиги Тима,

ты, героя жена?

 

АМАР. Не жена, но вдова.

Что желать может вдовья отрада?

Ей к чему жемчуга и парча?

В жемчуга не зароешься,

под парчой не забудешься.

Ведь забвенье даёт лишь вино и любовь.

Но вино не для женщины.

А любовь - это да...

 

АБДРАШИТ. Дать любовь? Сколько хочешь, Амар!

Поступай в мой гарем, и забудешь и горе, и счастье.

Будешь знать лишь её, эту муку с блаженством,

чье прозванье любовь.

 

АМАР. Быть сто пятой женой? Ждать сто пятую ночь до рассвета?

 Когда юность кричит, когда сила вопит?

Нет уж, хан, то Амар не утеха.

Дай Амар пусть не  ханских кровей,

но достойного мужа.

 

АБРАШИТ. И такого добра в нашем племени тоже навалом.

Хочешь - вот Ахеджака бери.

Видишь, как жеребец, щас копытом забьёт,

и заржёт, и рванёт.

А что мелок, как пони, так это пустяк.

Он тебя всю оближет, будет ползать, рычать:

«Вся моя, вся моя!» Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

А вдруг пьяным станет от счастья,

ты его в узелок и - под нары,

чтоб по юрте свободно ходить не мешал.

Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

 

АМАР. Воля хана шутить и смеяться.

Горе хану, что в горе другого смеётся.

Не до смеха вдовице Амар.

Дай мне мужа, достойного Тима.

 

АБДРАШИТ. И всего-то? Такого? Бери. -

Братья Тима, сюда! - Эй, глашатай, а ну!..

 

ГЛАШАТАЙ. Братья Тима, к хану, пред очи!

Братья Тима, на ханский ковёр!

 

АМАР. Хан, напрасная это затея.

Братья Тима, как он, полегли.

 

ХАН. Как! Все шестеро? Шесть рубак,

шесть отменных стрелков, шесть наездников?

 

АМАР. Да, мой хан.

 

ХАН. Как же так? Почему?

 

АМАР. Так воюешь же, хан.

Что ни день, то война,

Что ни ночь, то война.

 

ХАН. Да, война. Но что делать, коль недругов туча?

Если застит им свет наше племя вольных гуляк!

Если племя красавиц одно на просторах Сармата

и такой жирный куш для моголов и кортов.

АМАР. Ну так, хан, назови для Амар имя мужа.

 

ХАН. Имя? Имя... Вот его ты возьми.

Альмисак, быть тебе её мужем!

 

АЛЬМИСАК. Мне? Её?

 

ХАН. Чем плоха для тебя эта дева со станом богини?

Ты же вольный стрелок.

Так женись и храни свой очаг, своё семя.

 

АЛЬМИСАК. Я б хранил и берёг,

да боюсь, семя есть, и оно не моё.

 

ХАН. Что, Амар, уже носишь дитёнка?

Воин в чреве твоём или чья-то в проекте жена?

Не ослышался хан? Так и есть? Говори же, бедунья!

 

АМАР. Нет, мой хан.

 

ХАН. Жаль, а жаль. Не успел, знать, оставить приплод

храбрый воин. А ведь и ничего:

Альмисак Тима даже храбрее.

А поскольку от смелости

и красы родится одно - красота,

то какая тут будет? Решительной смелости!

Дочь родится, так затмит красотой и тебя, Корида.

 

КОРИДА. Я была бы тому только рада.

 

ЗАГОВРАН. Я порадуюсь тоже. Но возможно ль красивее, чем сама красота?

 

АЛЬМИСАК. Не зазнайся, счастливчик. Сглаз и порча отсюда, от слов.

 

ХАН. Ну так что, Альмисак, ты согласен?

 

АЛЬМИСАК. Воля хана для всех, в том числе для Альмисака, - закон.

Но мой хан, для того ль не жалел я себя и в боях, и в набегах,

до того ли отверг, для того ли обидел отказом я столько невест,

чтоб вот так вот женится на той, что мне их ничуть не милее?

Нет же, нет, мудрый хан.  А погибнет мой брат -

пусть Сармат сбережёт его до седин  и до внуков -

 но случись вдруг такое, кто заменит его Кориде,

как велит наш закон?

Кто воспримет дитя так, как плоть от плоти своей?

Заклинаю, прошу, хан великий, премудрый, пресветлый,

не неволь ты меня, я ведь воин, и воин не из последних,

но не будет настроя, не будет тогда и бойца.

 

ХАН. Что же делать? Вот задал задачку.

Что ты скажешь, Амар?

Может, он подойдет, Туганбек?

Тоже сильный и храбрый,

а то, что мычит, как телёнок,

так и лучше оно: зато не ворчит.

 

АМАР. Снова шутишь? Небес не боишься?

Что же, смейся, но не взыщи,

если вдруг от тебя небеса отвернутся.

 

ХАН. Ну и сразу в обиду!

От шутки в крови мельтешенье,

а на лицах улыбка, и колики в животе.

Настроенье поднять - разве плохо и разве обидно?

Так и быть - уступлю. Но с условьем одним.

Если вдруг отвернётся удача от Заговрана

и он вдруг осиротит красавицу Кориду,

ты, Амар, отпустишь к ней единокровного брата,

чтобы род не страдал, а плодился и множился род.

Ты согласна, Амар, на такое условие?

 

АМАР. Воля хана - закон.

Кто перечит закону, тот вредит не себе, а потомству.

Я потомству не враг. Я согласна, расчётливый хан.

Муж как муж, и я буду жена как жена.

 

ХАН. Ой-лю-ли! А сама аж козой встрепенулась.

Лучший воин, мужик аки конь,

до того прыток, быстр,

и в амурных делах и в военных -

вот кого ты взяла себе мужем, Амар.

И да будет он хорошим отцом

для твоей раскрасавицы-дочери... (АЛЬМИСАКУ)

Будет дочь ведь, а, схимник, монах?

Так пророчат звёзды и тучи? Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

 

АХЕДЖАК. Я пророчу одно: быть известию о караване.

 

ХАН. Караван? От поживы сейчас

хан бы твой не отказался.

Ну так врёшь или нет?

 

АХЕДЖАК. Вот - гонец. Соскочил с жеребца. Принимай.

 

ГОНЕЦ. Хан! О хан, я гонец, из дозора. За горой караван!

 

ХАН. Чей? Большой?

 

ГОНЕЦ. Чей - не знаю, но просто огромный.

И охрана при нём - даже больше, чем сам караван.

 

ХАН. Значит, будет большая пожива.

Это, видно, моголы - и на руку нам.

Всё, по коням! В разбой!

Эй, трубач, взвой тревогу!

Чтоб отряды в момент собрались.

 

ТРУБАЧ трубит сбор по тревоге.

 

ХАН. Молодцы! Вон уж пыль от копыт.

Рвутся в бой скакуны.

Вот и хан поспешит.

Чтоб вести своё войско к удаче.

Заговран, быть тебе, как всегда, моей правой рукой,

а тебе, Альмисак, левой.

Да ты так не смотри, Альмисак: хан левша.

Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

(АХЕДЖАКУ) Ну а ты, великий скопец,

бей челом о свои деревяшки.

Чтоб в удачном захвате была 

хоть одна  капелюшка и твоей пустяковой подмоги.

Вот такая: как птичка - кап! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! ( Уходит.)

 

АХЕДЖАК (вслед). Смейся-смейся, зазнайка, невежда.

Не видать удачи тебе.

Звёзды против, и Сармат тобой недоволен.

Как смогу, помешаю и я.

Ветры, эй, налетай кто откуда - 

и туда все, туда!

Пусть как судно под парусом

уплывёт от секир караван!

А другие ветра

пусть задуют навстречу

ненавистному хану. 

Хан, ты нажил врага.

Он один, но он в мести, как целое войско.

Так обидел его ты, дурак...

 

КОРИДА. Что за ветер? Откуда?

Было солнце, и вдруг!..

Я закроюсь в шатре, пережду непогоду.

 

АХЕДЖАК. Значит, гнев разделяет Сармат.

Вон какую бурю навеял.

Всех размечет в степи.

Получай, подлый хан...

Что глядишь так с упреком, мой страж Туганбек?

Я гневлюсь понапрасну? Я подстроил измену?

Так и ты бы такое, поверь, не стерпел.

Как унизил, размазал.

За что? Перед кем?

Перед той, что мне снится ночами.

Перед той, что и в грезах, и в снах.

Да, мой друг Туганбек, это так.

Но не выдай смотри.

 

Впрочем, что ты и как ты расскажешь,

если нем, как песок и как камень в пустыне?

Да и разве захочешь, если свой зуб имеешь на хана.

Не забыл, кто твой отнял язык?

Вижу, помнишь.

Да и как тут забудешь, ведь всего-то правду сказал.

И за это лишить дара речи! Ох жесток он, жесток.

А прислушался бы к тебе, Туганбеку,

стал был род свой щадить,

стал бы род лишь сильней.

Но хирееют как воинство таты.

Захиреют совсем, и я тому помогу.

 

Как тому не помочь, если взял и унизил.

И кого? Кто и так-то унижен навек!

Я ли в том виноват,

что отец возмечтал

из мальчонки испечь раньше срока  бойца и наездника -

 на коня усадил и стегнул скакуна беспощадно по ребрам камчой.

 Конь понёс и взбрыкнул, и мальчишка на землю свалился

 и едва что не умер. А лучше бы сдох.

 

Я расти перестал - и остался ростом с ребёнка,

а вот горб, как полез, а вот горб расстарался вовсю.

Сорок лет я уродец, сорок лет я изгой и отшельник.

Но живой я, как все, и как все жить на свете хочу.

Сорок лет я терпел, сорок лет я сносил униженья,

 а сегодня не смог и впредь никогда не смогу.

 

Я сегодня же сброшу вериги, как скроюсь за стены,

упаду на колени и буду Сармата молить,

чтоб он дал мне усладу, отраду, забвенье

от моих унижений и плату за адский мой век...

 

Туганбек, удружи, я тебя всем святым заклинаю,

буду вечно Сармата молить,

чтоб тебе он вернул твою речь,

только ты расшибись, расстелись, упроси, изусердствуй,

но Амар приведи в мой ковчег,

чем еще служит мне храм Сармата.

Ты всё понял, мой милый?..

- Боже мой, он же нем, как он скажет? -

Я совсем из ума выживаю, мой друг Туганбек.

Ты руками скажи, ты руками...

А начнёт упираться, ты её на себя

и ко мне принеси как мешок.

Ты всё понял? Ну двигай тогда, мой счастливый...

А я в храм побежал. Я жду в храме. Я жду!

 

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

АХЕДЖАК. Ну вот и в храме я.

Что тут? Тут всё готово.

Вериги прочь! Как мерзок этот звон!

Зажечь алтарь и жертву, жертву, жертву

скорей ему, Сармату, принести.

Вот так, горит, и дым так сладко пахнет,

как волосы её, как кожа,

что я весь-весь опять дрожу,

как будто въяве вижу

и гибкий стан её, и девичий животик,

и милый-милый пуп.

 

О, прикоснуться бы хотя бы раз ладонью

к батисту плеч и шёлку живота.

И всю обнять, схватить, сжать, стиснуть

и исступлённо шарить, целовать.

Шаги? Идут! А я, а я весь потный.

Масла, эфир и благовоний рой -

всё-всё сюда, чтоб шёл елей от кожи

и чтобы садом пахло изо рта.

Всё, я готов. Да-да, войдите!

 

ТУГАНБЕК вносит вырывающуюся из его рук АМАР.

АХЕДЖАК. Она, она! - Ну что же ты, Амар,

зачем лупить? Зачем его колотишь?

Что сделал он тебе?

 

АМАР. Принёс сюда.

 

АХЕДЖАК. Сюда? А чем здесь плохо?..

Спасибо, страж, за дверью ты побудь... ТУГАНБЕК уходит.

Чем плохо здесь? По мне - напротив.

 

АМАР. Тут плохо всё. Тут - как пещера - храм.

 

АХЕДЖАК. Давай уйдём отсюда в подземелье?

Тут люк и ход. Сокроемся туда.

 

АМАР. Ну вот уж нет. Там вообще темница.

Зачем позвал, скажи - и я уйду.

 

АХЕДЖАК. Куда спешишь? Вдруг счастья здесь три кучи?

Взгляни туда. Ты видишь? Изумруд!

Всё-всё твоё...

 

АМАР. Шлем тоже?

 

АХЕДЖАК. Да, коль ты...

 

АМАР. Не приближайся!

 

АХЕДЖАК. Ну что ты, козочка, я так тебя люблю.

Взгляни на них: алмазы, бриллианты.

Купаться будешь, на них же спать...

 

АМАР. Спать - нет, спать лучше на перине

и укрываться лучше тоже не тобой.

 

АХЕДЖАК. Как-как, Амар? Ты поняла? И против?

 

АМАР. Кто ж будет за,  когда с тобой?..

 

АХЕДЖАК. И ты туда ж? Не годен, страшен, мерзок?

А, знаешь ли, как в ласке искушён

вот этот самый, я, искуснейший из смертных...

 

АМАР. Когда бы правда, а не похвальба.

 

АХЕДЖАК. А ты попробуй - убедишься тотчас.

Забудешь всё: и Тима, и меня.

 

АМАР. Ну нет! Во сне и то кошмары.

Приснится, бр-р! нет-нет, уйди, старик!

 

АХЕДЖАК. Да где ж я стар, я юноши моложе,

я строго жил, я приумножил пыл.

 

АМАР. Пусть даже так, но ты меня прохладней:

я вся огонь.

 

АХЕДЖАК. Я укрощу твой жар.

 

АМАР. Мой жар унять не хватит и гарема,

монастыря мужчин, голодных, словно псы,

что рвали цепи, шеи истирая

до позвонков, зачуяв сучки течь.

Я как она, как течная собака,

а ты всего-то высохший кобель.

 

АХЕДЖАК. Ой-ой, Амар!.. Тем более, тем паче.

Тебе не Альмисак потребен и не я, 

а скопище мужчин, и я их всех доставлю

сюда на ночь с тобой, и будет свадьба тут.

Сто лучших псов сберу со всей округи,

они тебя излижут, изомнут,

истопчут всю, истыкают, измучат,

всю истерзают волчью страсть твою.

 

АМАР. Зачем терзать? Та страсть моё богатство.

Мне с ней ни жемчугов, ни золота не надо.

Я с ней богаче всех: и хана, и царя.

И даже ты, колдун, меня куда беднее,

хоть говоришь с Самим, кто правит миром всем.

 

АХЕДЖАК. О да, колдун! А хочешь, заколдую?

И будешь ты всегда во цвете лет.

Состарятся цари, сама земля исчахнет,

ты ж будешь, как сейчас, юна и хороша.

 

АМАР. Зачем быть молодой, когда умрут земляне?

Волчицей выть  в безлюдье, в пустоте?

Ища себе дружка в лице коряги?

Уж нет, уволь, я лучше уж умру.

 

АХЕДЖАК. Могу и так: на сорок лет, на двести.

Все двести лет ты вся цветок и тля.

К тебе летят со всех концов на случку,

а ты их - раз! - и все твои навек.

 

АМАР. Ой, врёшь, ты врёшь. Немыслимо такое.

Кругом война, войны ты не сильней.

Не ты, а мир для всех сейчас важнее,

хотя, нет-нет, война сейчас нужней.

 

АХЕДЖАК. Война, война? Разор, пожива?

Ты хочешь сундуки себе набить?

Ты копишь хлам, ты, агнец во вселенной,

ты хочешь в барахле утопнуть, как во лжи?

 

АМАР. Ха-ха, смешной! Мне прок один от бойни:

как мухи, мрут на бойне мужики.

А кто мужья? Всё то ж они - мужчины.

Так разве это деве не с руки?

 

АХЕДЖАК. Ах, вот куда! Надеешься на смену,

на новый флирт, всё новую постель?

На карусель и чехарду блудливых,

чтоб не заела жизни канитель?

Добро, добро! Я сплачу Альмисаку

две тризны по нему и прям сейчас.

 

АМАР. Но-но, не смей! Он мой, всех-всех дороже,

пока замены нет, ты береги его,

а я тебе за это дам поцелуй. Один, но дам.

Бери же, ну, и будь доволен этим.

Иначе передумаю, я жду...

 

АХЕДЖАК целует АМАР.

 

Вот так. И до свидания, кудесник.

Храни его, как бог хранит тебя...

(Стук в дверь.) Я выйду здесь... примерюсь к подземелью.

Намек понятен? Торопись, колдуй,

пока какой-нибудь смазливый обалдуй...

 

АХЕДЖАК (один). О чУдная, о грешная, чуднАя,

коварная, блудливая, святая!

Моё мученье, радость бытия...       

А это кто? Кто там стучится в двери? -

Открыто! Можно! Кто там? Заходи!

 

Входят два человека. Мужчины. АХЕДЖАК приглядывается к ним. В одном узнаёт АДЖИБЕЯ.

 

АДЖИБЕЙ. Служитель храма! (ТУГАНБЕКУ) Да уйди, охранник!

Мы с миром! Гости! Слышишь, Ахеджак?

 

АХЕДЖАК. Да уж не глух. Вы кто? Откуда?

Да не держи пришедших, Туганбек.

Вот так, вот так, вполне гостеприимно.

Но далеко, дружок, не уходи.

Вдруг не с добром? Вдруг волк в овечьей шкуре?

Нож под полой иль лассо в рукаве!

Ну, кто такие? Кто у вас тут старший?

Наверно, ты, знакомец Аджибей?

 

АДЖИБЕЙ. Узнал? Узнал. Ай, память, а, курилка!

Не видел столько лет, а глянь-ка ты, узнал.

Богатым буду или бедным.

Да всё едино: то и то бедлам.

 

АХЕДЖАК. Слыхал, у кортов? Чем плохи моголы

для Аджибея стали - вот вопрос.

Ответишь, шейх, иль мне гадать на картах,

или по звездам думать о паях?

 

АДЖИБЕЙ. Вот нюх! Учись, Салим, пока живой он.

Дурак, коли, пока держу, ножом!

Ах, дурень ты...

 

АХЕДЖАК. Стой, Туганбек, не убивай, не надо!

Обезоружил их -  довольно и того.

Ах, Аджибей, какой ты стал неловкий:

хотел убить, да сам чуть не помЁр.

 

АДЖИБЕЙ. Детину нанял! Где, скажи, откуда?

Так ловок, что дал маху Аджибей.

Впервые в жизни...

 

АХЕДЖАК. Знаю, знаю, знаю.

А ты всё тот же, тот, головорез.

В моголах резал, режешь в кортах.

Да вот со мной немного поспешил.

Чем помешал, покайся уж, убийца, -

глядишь, не сдам и жизнь тем сохраню.

Ну что молчишь? Давай уж кайся,

а то, хан, слышу, близко, на пути.

 

АДЖИБЕЙ. Что говорить? Меня послал Мирфатий.

Ослабить род, защиту снять небес.

Послом я вырядился и через все кордоны

к тебе проник, но тут вдруг маху дал.

 

АХЕДЖАК. Поверил бы, когда б впервые

тебя узнал. Но знаю с детских лет.

Ты был подлец, каких никто не видел,

с тех пор как сотворил людей из глины Бог.

Был подлецом - и подлецом остался.

Давай всю правду, а не то в костёр!

 

АДЖИБЕЙ. И так вся правда! Правда, половина.

Вторая половинка вот.

Война идёт всё без конца и края,

и вот Мирфатий выдумал исход.

 

АХЕДЖАК. А может быть, не он, а кто сильней - моголы?

Ты служишь там и там? Иль топишь тех и тех?

 

АДЖИБЕЙ. Ха-ха, горбун, а ты смешной кудесник?

Кто ж может услужить за раз двум племенам?

 

АХЕДЖАК. Не знаю кто, но ты-то точно можешь.

Ну, ладно, что ты хочешь от меня?

 

АДЖИБЕЙ. Когда ты жив, оно не исполнимо,

желанье то, зачем сюда пришёл.

Так что давай кончай меня, обоих,

пока твой хан сюда не прискакал.

 

АХЕДЖАК. Убить успею. А, глядишь, не стану

не то, что убивать, а заключу союз.

 

АДЖИБЕЙ. Союз?! Со мной?! С Мирфатием-четвёртым!?

Возможно ли такое, небеса?

Да нет, ослышался, иначе тотчас буря

случится и весь мир перевернёт.

Одна уже была. Твои проделки, кормчий?

Твои, хоть скажешь «нет»:

всем колдунам колдун

один в краях Сармата,

и имя у него, все знают,  -

Ахеджак.

 

АХЕДЖАК. Ты всё сказал, все перлы словоблуда?

Теперь давай всю правду, без прикрас.

О том, зачем, куда, за сколько?

 

АДЖИБЕЙ. Стал продаваться? Вот не ожидал!

 

АХЕЖДАК. Продажа рознь продаже за монетку.

Дашь дождь монет - глядишь, куплюсь и я.

 

АДЖИБЕЙ. Вот я болван! Монет? Да сколько хочешь!

И чистым золотом и серебром.

 

АХЕДЖАК. На звон монет меня, дружок, не купишь.

Их столько у меня, что я тебя куплю,

и будешь ты служить

не двум, а трём и больше ханствам. 

Давай товар дороже и теплей.

 

АДЖИБЕЙ. Теплей? Да что теплее денег?!

А, понял, это женщины, они?

 

АХЕДЖАК. А ты не весь, оказывается, продал

свой ум, чуток оставил и себе.

 

АДЖИБЕЙ. Знал, пригодится. Вот сгодился, вижу.

Ну если женщины, то хлопнем по рукам.

Тебе каких, моголок, таток, корток?

Островитянок? Даже их могу.

 

АХЕДЖАК. Мне тех и тех. Но жарких! Гладкотелых!

Искусных в играх, в драке и любви!

 

АДЖИБЕЙ. Найдём! Обучим! И сюда потоком.

Устроит вереницею поток?

 

АХЕДЖАК. Вполне устроит.

А чтоб он тёк без шуму, для ушей не слышно,

вот русло для него, подземный ход. (Показывает.)

 

АДЖИБЕЙ. Какой, гляди, прорыл канал подземный!

 

АХЕДЖАК. Не я прорыл - рабыни и рабы.

 

АДЖИБЕЙ. Куда ведёт он?

 

АХЕДЖАК. К дубу и ущелью,

где вот такие на камнях грибы.

 

АДЖИБЕЙ (увидев АМАР). Мне б лучше эту.

Це-це-це, какая! Да это ж...

 

АХЕДЖАК. Что! Знакомы вы?

 

АМАР. Не так, чтоб очень.

Дяденька, ведь верно?

В плену меня - не так ли? - ты видал.

 

АДЖИБЕЙ. Да-да, конечно.

Но не так, чтоб очень

запомнил. Вот и не совсем признал.

 

АМАР. А чтоб рассеять всё недоразуменье,

оставь нас на минутку, Ахеджак.

 

АХЕДЖАК. Да, но... Откуда... Ты вернулась?

Забыла что-то?

 

АМАР. Я? Ну, да: шелом.

 

АХЕДЖАК. Шелом?

 

АМАР. Иль не дарил его ты деве ночи?

Ну что ты, месяц?..

 

АХЕДЖАК. Да, бери, дарю. -

Уходим, Туганбек. Но на минуту.

 

АДЖИБЕЙ. Салим, укрась их общество собой.

Да расскажи им пару прибауток,

чтоб время пролетело, как стрела.

 

Все трое входят.

 

АМАР. Ну натворил делов ты, Аджибейчик!

 

АДЖИБЕЙ. Всё слышала?

 

АМАР. Уж не глуха.

 

АДЖИБЕЙ. Дай чмокануть всеслышащие ушки.

По старой памяти - когда «бежала», а?

 

АМАР. Не до забав! Зачем вменили силу?

Я ж говорила, справлюсь  здесь одна.

 

АДЖИБЕЙ. С ним тоже?

 

АМАР. Да. На то и интриганка.

Иль я уже играю вне игры?

 

АДЖИБЕЙ. Да нет. С чего?

 

АМАР. И не забыл Мирфатий,

что плата за услуги ханский знак?

 

АДЖИБЕЙ. Конечно! Что ты!

 

АМАР. Вот и не мешай мне.

И передай Мирфатию,

что я всё сделаю,

но с тем же лишь условьем,

что ханшей татов буду я.

Иначе...

 

АДЖИБЕЙ. Продолжения не надо.

Тем более что шлем уж у тебя.

К лицу, к лицу!

Но поцелуйчик сладкий...

 

АМАР. Отвянь. Войдут.

Ну бестолковый шут...

 

АДЖИБЕЙ. Не шут, не плут,

но просто милый бабник...

 

Дверь шумно распахивается.

 

АХЕДЖАК. Бегите: хан!

Сюда идёт, со стражей...

В подземный ход!

Да быстро же, скорей!..

- Ушли, успели. -

Туганбек, мы служим -

ты понял? - служим

жертву за поход.

 

Вбегает хан АБДРАШИТ.

 

ХАН. Где этот черт, ходячая проказа?

Уйди, немой: мешаешь видеть дым.

Ах, вот ты где и, вижу, всем доволен,

хвалу воздал и потолок коптишь.

 

АХЕДЖАК. Да, я курю, и фимиам мой к небу

струится лёгкой, стройною струей.

А это значит, что Сармат нас слышит

и принимает жертву на постой.

Мы заслужили, и он рад ответить.

Я что-то, хан, неверно говорю?

 

ХАН. Вот прохиндей, вот бестия лукавства!

Всё мы да мы, как будто заодно.

А то я глуп и не пойму притворства

и лжи в словах, посеребрённых злом.

Зачем наслал погибель на пустыню?

Зачем взъярил и вздыбил все пески?

В песчаной  буре задохнулись кони,

и воины ослепли, как быки.

В отместку мне? Назло везенью хана?

В насмешку? В месть? Сейчас же говори,

не то в момент сам станешь фимиамом

иль пеплом, что развеют по степи!

 

АХЕДЖАК. О, гневный хан! Владыка, царь, вседержец!

Под силу ль мне, карлушке-горбуну,

повелевать песчинками в пустыне?

Сие под стать Сармату одному.

Буран песчаный - рук его творенье

и наказание неведомо кому.

Я тут при чём? Я только лишь молельщик,

вот и сейчас я об одном прошу,

чтоб он был милостив, предобр, пресветел,

и слал удачу хану моему.

 

ХАН. К шайтану дым! Расставь на небе звёзды,

чтоб в добрый знак для воинства сошлись.

Хочу в поход, хочу в набег, хоть к чёрту,

но чтоб с добычей быть и без тоски.

Хочу унять растравленную алчность,

заткнуть ей рот, забыть позор вины:

зря пронеслись отряды по пустыне,

песок месили даром скакуны.

Даю два дня и ни минутой больше.

А не успеешь - на себя пеняй.

Ты понял всё? Вот и колдуй две ночи,

а я пока избавлюсь от тоски. -

Эй, свита, все сюда на пир и топот!

 

АХЕДЖАК. Здесь храм Сармата!..

 

ХАН. Не желаю знать! -

Все-все сюда! Вина четыре бочки

и танцовщиц раздетых двадцать три.

 

АХЕДЖАК. Но ведь Сармат... он может прогневиться...

 

ХАН. А я уже взбешён! Исчезни, брысь, пошёл!

Эй, уберите - а не то отправлю

его я мигом тряпкой на костёр.

Вот так, сюда, и музыку погромче!

И танец живота! И пляску диких ног!

И свальный грех, шквал оргий и клоаку

животных чувств и мерзостей людских.

Пускай получит этот бог жестокий

урок такой, что там, на небесах,

перевернётся, злостью захлебнётся,

увидев в этот час свой осквернённый храм.

Пусть знает, как бесстрашию перечить.

Пускай побесится. Проучим. Поделом!

 

СЦЕНА ПЯТАЯ

Ночь. Шатры. Отдалённые звуки шабаша в храме Сармата.

АХЕДЖАК (один). Всё небо в звездах, как назло, в насмешку.

Попробуй выстрой в пешеходный ряд.

И все сулят погибель и презренье,

о пораженье скором говорят.

Кому? Войскам? Любовнику иль хану?

Поди попробуй вызнай, угадай.

Эх, жрец, ты, жрец, куда ты встрял, дурила,

зачем науку звёздную постиг!

Нет жить как все от света и до света

вне всех чудес - Сармата и других...

 

Чу, шорох, ветка под ногами

вдруг хрустнула, и колыхнулась тень.

Так это Корида застыла меж шатрами.

Вон тот - её, а этот вот - Амар.

Чего-то ждёт... Ого, вот это звуки:

как птица в клетке, вскрикнула Амар.

А этот звук? О, лучше бы не слушать!

А Корида аж вытянула нос.

Ещё бы, там... Ого, шатёр качнулся

и весь трясётся, ходит ходуном.

Вот это страсть! Вот это алчность плоти!

Ну ты даёшь, красавица Амар.

Иль это Альмисак такой игральщик?

Так вот кого следит тут Корида!

 

Услышала? Козой скакнула

и скрылась так же тихо в шалаше.

Что на душе её сейчас творится,

какой пожар, какой огонь в душе!

 

Амар, Амар, моя мечта и мука!

Когда же я о твой ошпарюсь пыл?

Чудесный кипяток, а следом выплеск

и холод развороченных могил...

Затихли. Всё. Уняли дрожь и муку,

насытились, наелись досыта, а тут?..

Но тс-с! Замри, остановись, кувалда сердца,

а то ты выдашь с головой меня.

 

АЛЬМИСАК (выйдя из шатра, себе). Уснула лярва.

Вот ведь потаскуха.

Всё мало ей, и так и сяк давай.

В ней много женского, но больше несравнимо

животной похоти и скотских, что ль, страстей.

С такой измылишься и после не узнаешь,

как быть должно. А может быть, как раз

так и должно быть?..

Нет-нет, не так - там двое по любви...-

 

Кто тут? Стоять! Ни шагу, ни движенья!

Не то проткну насквозь: я обнажил клинок.

Теперь иди ко мне по шагу, по полшага

и повернись к луне, чтоб видел я лицо.

Как, ты не корт?! Да это ты, страшило!

Чего тебе не спится в час глухой?

За кем следишь? Подслушивал? Шпионил?

А ну - да правду! - подловлю на лжи.

 

АХЕДЖАК. До лжи ли мне? Я изгнан за ворота.

Там хан гудит...

 

АЛЬМИСАК. А, слышал, извини.

Я б дал ночлег, да не один я, знаешь.

А был бы холостяк - увёл к себе.

Чего молчишь?

 

АХЕДЖАК. Да думаю, гадаю... (В мыслях)

Клинком проткнуть и юркнуть к ней в шатёр,

она со сна разляжется, подставит...

 

АЛЬМИСАК. И что надумал?

 

АХЕДЖАК. А? Чего?

 

АЛЬМИСАК. Да, говорю, о чём, ворожея, гадаешь?

Наверно, на любовь раскинул вариант.

Ведь ночь сейчас, все спят иль в яви грезят.

Загрезь и ты: приятственный пустяк.

 

АХЕДЖАК (Мысленно). А это ход! (Вслух) Пожалуй, я загрежу,

но в грёзах тех ты будешь, а не я.

 

АЛЬМИСАК. Не понял ход. На что намек, подсказка?

Да говори, чего там, напрямки.

Там я? Амар?

 

АХЕДЖАК. И кто-то третий лишний.

Вернее, лишняя. А имя -...

 

АЛЬМИСАК. Корида.

 

АХЕДЖАК. Вот именно.

 

АЛЬМИСАК. Как ты, старик, промыслил?

Иль просто-напросто подслушал, подглядел?

А случай подвернулся - и представил,

что мысль и чувства тайные узрел.

 

АХЕДЖАК. Я жрец, колдун, провидец, прорицатель

и даже больше должного скажу:

ты очень скоро будешь  ей наместник,

коль нЕ дашь маху как-то поутру.

 

АЛЬМИСАК. Уйди, колдун: пахнуло смертным смрадом.

Я игры смерти ладить не хочу.

 

АХЕДЖАК. Ну и живи как ерунда, приспешник

и как случайный путник на ветру.

 

АЛЬМИСАК. Да что ты хочешь? Брось водить кругами.

Руби как ятаганом, рассеки...

 

АХЕДЖАК. Возьми свой шанс, ускорь перестановку,

две главных пешки смело рокирни!

 

АЛЬМИСАК. Им будет мат иль грозный шах шахине,

мой конь уйдёт в предматовый прорыв?

 

АХЕДЖАК. И то и то. Расставятся фигуры,

и каждой место там, как ей и суждено.

Ты только подтолкнешь, а там многоходовка -

и партия застанет всех врасплох.

 

АЛЬМИСАК. Ну намутил! Но почему-то верю.

Давай свой ход. Куда скакать, зачем?

 

АХЕДЖАК. В долину гор.

 

АЛЬМИСАК. Не шутишь? Там же корты,

и все границы взяты на запор.

 

АХЕДЖАК. Вот ключ тебе, и он же пропуск -

сквозь все заслоны мигом проведёт.

Едва покажешь - встретят и проводят,

пока до Аджибея не дойдёшь.

Покажешь метку - и сейчас обратно.

Костяшку эту там не оставляй.

А Бог возьмёт твой подвиг на заметку -

и так одарит, что и не унесёшь.

 

АЛЬМИСАК. Изменой пахнет.

 

АХЕДЖАК. Колдовством, не больше.

Да лопнуть мне, разъяться на куски,

коль этим вред доставлю хоть кому-то.

Одна лишь польза, каждому с руки.

 

АЛЬМИСАК. Смотри, колдун! Обманешь - невидимкой

тебя хоть где, хоть в прошлом, отыщу.

И ты заплатишь всей своей судьбинкой.

Я даже горб тогда не пощажу.

 

АХЕДЖАК. Скачи, скачи. - Пошли, Сармат, удачу!..

Ход первый сделан, будет и второй.

Смелей туда, где с чадом благовоний

смешался дух ночного естества... (Юрк в шатёр!)

 

СЦЕНА ШЕСТАЯ

АЛЬМИСАК (верхом на коне). Кудесник, право: через все кордоны!

 С охраной, с почестью! До полога кошмы...

(Спешивается возле юрты АМАР.)

А всех делов-то - метка на ладони

с царапиной в кругляшке с полпути.

Какой-то знак, условные сигналы.

Что тут сказал, царапнув, Аджибей?

Не скажет жрец, хоть вопрошай стократно,

хоть четвертуй и под конец убей.

А эта спит ещё, поди, как куропатка:

натешилась, напрыгалась в руках.

Да так и есть. - А ну вставай, касатка,

ты видишь, утро выплыло в горах.

 

АМАР. Ах, Альмисак, ты так меня утешил,

так убаюкал, что теперь могу

я спать три дня, три ночи беспробудно:

в покое чресла, вся разбита я.

Ты был как конь, как жеребец из стойла,

всю ночь шатёр на ложе сотрясал.

И всю меня истряс, истёр, истыркал

и до утра из рук не выпускал.

 

АЛЬМИСАК. Я до утра?

 

АМАР. До самого рассвета. (С иронией)

А ты проказник, деспот и тиран.

Уж было больно, я тебя молила,

а ты не мог, ты не переставал.

 

АЛЬМИСАК. Я непрестанно?

 

АМАР. Да-да-да, любимый!

И я теперь вовеки ни на миг

тебя не променяю ни на...

ни на кого, будь ты всё так же молод,

будь ты уж сед и даже будь старик.

В ком страсть такая в молодые лета,

тот и до старости не растеряет пыл.

А ты пылал! Дай обниму, поглажу,

а хочешь, снова под тобой забьюсь -

и буду биться рыбой на кукане

иль птицей, проткнутой стрелою сверху вниз?

Мой ласковый, мой сильный, мой колючий...

 

АЛЬМИСАК. Колючий?

 

АМАР. О, да! Ты так кололся, щекотал,

что извивалась я и ножками брыкала

и взвизгивала тихо, как шакал.

 

АЛЬМИСАК. Шакал?

 

АМАР. Да-да, да-да, а ты, ты что, не помнишь?

 

АЛЬМИСАК. Да нет, припоминаю, почему. (Мысленно)

Да кто ж то был? Уж не колдун ли голубь

вместо меня на ложе ночевал?

Он бородат, и щетина, как кактус... (Вслух)

А ну-ка грудь, подружка, покажи.

 

АМАР. Одну иль обе? И давай, мой милый,

ещё раз в грот шайтана затолкнём.

 

АЛЬМИСАК. Шайтана в грот? (Мысленно) Так это он, паскуда:

меня спровадил - сам чертей гонять?!

Ну, погоди, за тех чертей-шайтанов

тебя я самого в тот грот втолкну. -

Я щас приду.

 

АМАР. Куда ты? Я готова:

и грот открыт, и чешутся бока.

Давай рога воткни - и лучше уж не чёрта,

а буйвола, ревущего быка.

 

АЛЬМИСАК. Сказал, потом...- А может быть, признаться?

Как он чертей гонять, навряд ли я смогу.

Ну раз-другой, сомненья нет, осилю,

но день и ночь и день за днем?

Пожалуй, нет. И потому... - Послушай,

тебе приснился ночью этот бред.

Не я бодал, козёл во сне явился

и лоб о кручу, злобствуя, чесал.

Козёл иль бык - наверное не знаю.

Я тоже дрых, и мне являлся в снах

то козлотур, то вербоблюд косматый,

то дева, вся в лохмотьях и ножах.

 

АМАР. Какой кошмар! А я-то, я-то дура!..

А дева та - не я, не я, не я?

Лохмотья, боже! И ножи... О, небо,

дай мне пожить, хотя б как я жила!

 

АЛЬМИСАК. Да поживешь. Ты вся огонь и сила,

кинь бересту - и вспыхнет в тот же час.

Хотя порой так неразборчива могила

и без разбору лопает подчас.

 

АМАР. Храни, Сармат! Не нажилась я вволю,

но что могу я обещать тебе навек,

так это то, что буду в снах и яви

на ощупь проверять, кто человек.

 

АЛЬМИСАК (мысленно). Давно бы так. И поделом наука.

А Корида - та так же бьётся в снах?

Тьфу, наяву! Иль с нею надо

вести себя, как инок, как монах? -

Ну, я ушёл, Амар. Вернусь через минуту,

а может быть, немного задержусь.

Ты дверь держи: вдруг явится обратно

моголовепрь, но ты, кума, не трусь.

 

АМАР. Чёрт побери! Ушёл и юрту нараспашку.

Нарочно, что ли? Но не трушу я

и хоть сейчас приму и барабашку,

чтоб только вызнать песню соловья...

Колдун идёт. Не по мою ли душу?

Мы спим, мы спим. Мы дали храпака.

 

Ложится и делает вид, что спит.

 

АХЕДЖАК. Амар, ку-ку, вторженьем не нарушу

покоя вашего иль благостного сна? -

А ведь и правда, баю-баю ребёнок,

уж солнце встало, а дитя бай-бай.

Как спит, как спит! Как изогнула спину!

Как высится над ложем крутояр!

О, этот запах, что растопит льдину!

О, эта сила бесподобных чар!

 

 АМАР. Куда! Назад! И вот что мне ответь-ка:

сегодня ночью где ты колдовал?

 

АХЕДЖАК. Сегодня я? - Признаться? Не признаться?

А, будь что будет! - Я чертей гонял.

 

АМАР. Чертей?! И где же?

АХЕДЖАК. Да возле грота.

То в грот вгоню, то выгоню назад.

То прогоню насквозь, то обдеру о скалы.

Так - до утра.

 

АМАР. Так-так, так-так, шайтана он гонял.

И грот велик? Широк ли? Или узок?

Чёрт не застрял? Ни разу не застрял?

 

АХЕДЖАК. Какой! Сто раз! И рогом всё цеплялся.

Но погонял его, уж погонял!

 

АМАР. А дай-ка, бдитель, бороду потрогать.

Жестка она, колюча ли, мягка?

 

АХЕДЖАК. Да как кому. Кому как опахало,

кому как роза колкая в шипах.

 

АМАР. Жестка, жестка. И даже, гм, колюча.

А ну царапни щеткой по руке...

Ах ты, козел! Так это ты украдкой

меня колол, царапал, щекотал?

 

АХЕДЖАК.  Помилуй, я?!

 

АМАР. Я этот куст узнаю

из тысячи кустов, из полчища щетин.

Ты это, ты, с твоей шальной повадкой,

как у козлов, нажравшихся маслин.

 

АХЕДЖАК. Маслины - ел. Чертей - гонял по гроту.

Но чтоб ещё чего-то, упаси!

И как я мог, коль муж храпел под боком?

Не веришь - так поди его спроси.

Да вот он сам. - Сокрылась, ненасыта,

друг другу мы подходим, как никто.

И эта карта уж не будет бита.

Такую случку променять!  на что!

 

АЛЬМИСАК. Я там ищу, взял храм  его в осаду,

а он - как знал - шатёр мой осадил.

Эй, старый плут, получишь ты расплату.

На этот бег тебе не хватит сил.

 

АХЕДЖАК. Эт ты о чём?

 

АЛЬМИСАК. Да всё о том же, старый.

Пока коня гонял я в вражий стан,

ты пасся тут, возле моей отары,

и на дыбы вставал как племенной баран?

 

АХЕДЖАК. С чего ты взял?

 

АЛЬМИСАК. Кукушка насвистела.

С тобой вожусь - открылся мне язык

пичуг, зверей и рыб осточертелых.

И даже в замысел коварный твой проник.

А ну молись! Сейчас башку отрежу -

недаром же ты агнец, раз баран.

И заодно свою тоску утешу,

чтоб не напиться с горя вдрыбадан.

 

АХЕДЖАК. Да что за горе? Нет причины, друже.

Да и тоска - да ну её к козлам!

С тобою скоро нас Сармат закружит,

и мы разделим славу пополам.

 

АЛЬМИСАК. Ещё подумаю, делиться иль не надо.

Но говорю один раз навсегда:

пока Амар мне камень и отрада,

ходи вон там, где семенят стада.

И даже вот: услуга за услугу -

тем более что ты мне обещал -

дай в жёны мне соратницу, подругу,

каких ещё свет белый не видал.

 

АХЕДЖАК. Ты метишь в Кориду?

 

АЛЬМИСАК. А то в кого же!

 

АХЕДЖАК. Дай малый срок, а там она твоя.

 

АЛЬМИСАК. Ой врёшь ты всё - и врешь, горбун, безбожно.

Смотри! Ведь капну хану на тебя.

 

АХЕДЖАК. Не знал, не знал, что ты храбрец, докладчик.

А то бы молодца нашёл я почестней.

 

АЛЬМИСАК.  А ты у нас всех кодексов образчик,

честнейших правил, сам Сармат, ей-ей.

 

АХЕДЖАК. Зря имя бога поминаешь всуе.

Я хоть в грехах, но сей канон блюду.

А о ночной услуге помятую,

и скоро будешь ты свидетель чуду.

Пожди чуток - всё будет на мази.

А закладухиным не будь и не старайся.

Сам как свинья измажешься в грязи.

Уж лучше ты джигитом оставайся.

 

АЛЬМИСАК. Замазаны? Повенчаны изменой?

Изменщик ты! Предатель! Мокрохвост!

 

АХЕДЖАК. И это тоже ты узнаешь первый,

поскольку заступил на тот же пост.

Где метка?

 

АЛЬМИСАК. Вот.

 

АХЕДЖАК. Царапина на месте.

Мы спасены. А значит, ты и я

ещё увидим, может, по невесте

и поваляемся на солнце бытия.

 

АЛЬМИСАК. Как бы не так! Вон хан со всей оравой.

Сейчас опять устроит тут шалман.

 

АХЕДЖАК. На то и хан. На то такой он бравый.

На то и самодержец, атаман.

 

ХАН. Эй, сарматёнок! Ты приказ исполнил?

Благословляют звёзды скачку на рысях?

 

АХЕДЖАК. А, что? Чего? (В сторону, о себе) Нелепый сон, рассольник,

что в пору мне воскликнуть: ах!

 

ХАН. Ну ты и дрых!

 

АХЕДЖАК (мысленно). А Альмисак тогда откуда?

Иль яви я конец заспал? -

Что, говоришь?

 

ХАН. А говоришь, проснулся.

Сейчас камчой вдоль рёбер разбужу.

 

АХЕДЖАК. Да я не сплю: я в грезы окунулся,

удачу хану я прошу.

 

ХАН. И много выпросил?

 

АХЕДЖАК. Порядком, сколько можно.

 

ХАН. А я хочу и столько, сколь нельзя.

 

АХЕДЖАК. Что ж, попрошу. Но ты неосторожно

записываешь божество в друзья.

 

ХАН. Тебя спроситься? Погуляй покамест,

пока мы с рёбцами прокатимся верхом.

Эй, гвардия, на конь! Гарцуем танец

стрелы и лука с ханжеским ножом.

Вперед, братва! Седлай коней - и рысью.

А ты, шептун, ползи в свой милый храм.

Будь телом там, душою же и мыслью

за нами следуй по пятам.

Твой ус закручен? Борода взъярилась?

Тогда лады: и я к коню пойду.

И сделай так - уж окажи нам милость -

стряси с Него заслуженную мзду.

 

АХЕДЖАК (вслед). Убрался, всё. Теперь за хвост удачу

ухватит крепко-накрепко - и ну

трепать её, как мордобоец клячу,

и грабить, чтобы наполнять казну.

Ну-ну, мой хан, пограбь, ведь тем и живы

и ты, и остальные все цари.

Вам лишь бы средство для лихой поживы.

Когда ж вы лопните, как чирей, волдыри?!

 

Но что это? Едва лишь скрылись кони

за поворотом, с той же стороны

спешащие, как будто от погони,

возникли новые, чужие скакуны.

Таились воины в ущелье меж горами

и вот повыползли? То корты, узнаю.

Их Аджибей направил  или сами

поживу ищут не в своём краю?

Конечно, он. Зазвал моих в долину,

а сам своих послал на нас в набег.

Ведь знал: подлец, а вот  подставил спину,

доверился, будь проклят я навек. -

 

Эй, таты, корты на подходе!

Займите оборону так,

чтобы под стрелами плясали в хороводе,

чтобы не вырвался из круга враг.

Всех перебьём. Пусть будет им наука.

Пускай запомнят кольцевой урок.

Узнают силу татовского лука.

Удача с нами! С нами Бог!

 

Бой. Вернее - звуки боя, т. к. всё потонуло в темноте.

 

АХЕДЖАК. Отбились, уф! Лишь горстка просочилась.

Пускай, своим расскажут, как мы им

задали трёпку, оказали милость,

приветили, растарабарив в дым.

 

Обратно выверт, хан спешит с отрядом.

Ого, как поредел за бой отряд.

Видать, наткнулись парни на засаду.

Ну Аджибей, ну двоерушник, гад!

Теперь мне хан не спустит за промашку.

Готовься, шея, к вяжущей петле.

Висеть с тобой нам, как рубашке,

на этой или той ветле.

 

ХАН. Ты что наделал, чёртово отродье!

Засада  там, атака тут.

Рубили нас, как репу в огороде.

Как ты гадал, предатель, плут!

Или  послал нарочно в мясорубку?

Так самого на месте изрублю.

Ответишь - нет? Ну всё, прощайся с жизнью.

Башка слетит капустой на корню.

 

АХЕДЖАК. Руби - не жалко. Пользы от капусты

теперь побольше, чем от головы,

в которой всё мертво и пусто.

Оглох  к Сармату Ахеджак, увы.

 

ХАН. Как! Что я слышу! Ты в уме ли?

 

АХЕДЖАК. Да, Абдрашит, я провинился - и

не слышу знаков в самом деле

от Бога правды и любви.

 

ХАН. Рехнулся, точно: проповедь разводит.

 

АХЕДЖАК. Да если бы, я был бы только рад.

 

ХАН. Могло случиться всякое в походе.

Так разве ты в провале виноват?

 

АХЕДЖАК. О да, мой хан. Всевышний отвернулся

от недостойного - и вот он, результат.       

 

ХАН. А может, я на Бога чертыхнулся

и перед ним за это виноват?

 

АХЕДЖАК. Твой шабаш в храме?

 

ХАН. Именно.

 

АХЕДЖАК. Возможно.

Хотя навряд ли: я ведь в храме жрец.

 

ХАН. Я вёл себя воистину безбожно -

и получил пилюлю под конец.

 

АХЕДЖАК. Не знаю, право.

 

ХАН. Да и нет потребы.

Ступай сейчас же в храм и воскури огонь

и жертву принеси такую Небу,

чтоб даже присмирел строптивый конь.

Весь мой табун  пусть будет данью Богу,

всё, что потребно, всё скорми огню.

Пускай к Всевышнему пробьют они дорогу.

И помни, знай: тебя я не виню.

 

АМАР (вышла из-за спин). Великодушно как,

всемилостиво, тонко!

А знает ли прекраснодушный хан,

что тем возвёл в ранг чистого ребёнка

того, кто всё поставил на обман?

 

ХАН. Но-но, полегче! Не бросайся словом.

Всё слышала, и это твой итог?

 

АМАР. Не ты один - мы стали все уловом

вот этого, кого пометил Бог.

 

ХАН. Конкретнее! Напраслину караю

без жалости, будь мать ты, хоть дитя.

 

АМАР. Ловлю на слове и, как алабаю,

бросаю волка в путах не шутя.

Продался он! Не перебей, дослушай.

Едва в набег с отрядом вы ушли,

явился в храм к нему послушник,

но не в лохмотьях, не в пыли.

Зовется звонко: Аджибейчик. 

Да-да, тот самый, мастер смертных дел.

И этот вот ягненок иль жеребчик

с ним быстро сладил мирный передел.

 

ХАН. Скажи яснее.

 

АМАР. Продал наше племя

то ль кортам, то ль моголам - не поймёшь.

 

ХАН. Какой был час? Какое время?

Смотри, за клевету, за ложь!..

И как сама ты в храме оказалась?

 

АМАР. Шла мимо - вижу: Аджибей.

Была в плену и эдакую важность

запомнила, как помнит пёс репей.

Сто двадцать раз ко мне репьём цеплялся

и, если бы Сармат не дал побег...

Хвала Сармату! Мигом отвязался,

ушла от них я руслом тёмных рек.

 

ХАН. Рассказывала, знаю. Дальше, дальше!

 

АМАР. А дальше, всё: на женщин променял...

 

ХАН. На женщин - он?! Кастрат?! Монах? Бесплодник?

 

АМАР. Он и меня возлечь вдвоём склонял.

 

ХАН. Тебя? (АЛЬМИСАКУ) То правда? Отвечай же!

 

АМАР. Да разве он такое подтвердит?

 

ХАН. По рылу  вижу: тыкался в перину. -

В огонь! В костёр! Немедленно! Сей час!

 

АХЕДЖАКА уводят.

 

ХАН. А что же ты до времени молчала?

 

АМАР. Сомненье было, а набег, врасплох

заставший нас, развеял и остатки.

 

ХАН. Вот негодяй! Вот женолюб-двурушник!

А я-то думал... То-то так глазел...

Хотя такая мёртвого разбудит...

 

АМАР. Какие ужасы вы говорите, хан.

 

ХАН. А разве нет? Я стар, но рядом с вами...

 

АМАР. Какие нежности, но замужем Амар.

 

ХАН. Хан не забыл. А вон и благоверный.

Хм, не сюда, не странно ли, жена?

 

АМАР. Он сделал вид, что не спешит к супруге.

На деле  же дал хану лишь понять:

не смеет помешать его беседе

с прекраснейшей женой по имени Амар.

 

ДОЗОРНЫЕ ведут УМАРА.

 

ХАН. Кого-то волокут. Лазутчика словили?

По одеянью корт, а будто бы могол. -

Кого? Куда? Эй, кто такой, откуда?

 

ДОЗОРНЫЙ. Сказал, сам скажет, вот и волокём.

 

ХАН. Ты чей, оборвыш? Быстро признавайся.

 

УМАР. Вглядись - узнаешь.

 

ХАН. Что, дерзить?!

 

УМАР.  Скорей припомнишь проданного в рабство

на двадцать лет. И ни за что.

 

ХАН. Так это ты, Умар?

 

УМАР. Он самый.

Сильно изменился?

Немудрено:

там климат для цветов,

а я привык с рожденья

к песку и пыли.

Вот и цвету,

как драный куст жасмина.

 

ХАН. Уж да, расцвёл.

Торчат одни колючки.

Отбыл весь срок? Отпущен на правах?

 

УМАР. Сейчас, отпустят! Убежал украдкой.

Пока они рядились кто да что.

 

ХАН. Напрасно, брат: назад запросят -

вернуть придётся без торгов.

Закон. Сам знаешь.

 

УМАР. Не придётся.

К войне готовься. Войско на пути.

 

ХАН. Сюда, войной?! Накушались храбрину? 

Не  ты  ли так моголов испугал?

 

УМАР. Скорее ты. Кто треплет тех и этих?

Хан Абдрашит. Отсюда и война.

И не отряд сюда идёт с набегом,

но войско целое, едва ли не орда.

 

ХАН. Откуда взяться без песка бархану?

 

УМАР. Песочек был. У этих и у тех.

Мирфатий заключил  союз с Моголом

 и сдобрил сделку куплей на корню.

Я сам развьючивал верблюдов каравана.

Там пряности и золота мешки.

 

ХАН. Не эту ли богатую добычу

в пустыне я недавно упустил?

 

УМАР. Ты что-то молвил?

 

ХАН. Хороши страшилки!

Затем ты и явился - попугать?

 

УМАР. На родину я просто воротился

и выменять на новости Бану.

 

ХАН. Бану? Забавно. Брак благословляю.

Завидная, предлинная любовь.

Но за собою право оставляю

пустить тебе, расчётливому, кровь.

 

УМАР. За что!?

 

ХАН. За хитрые уловки.

Не выйдет, паря. Шиш, не проведёшь!

И прям сейчас отправишься под стражей

туда, где похоронишь свою ложь.

 

УМАР. Не лгал я вовсе.

 

ХАН. Значит, сеял смуту.

Вот и ответишь, значит, как смутьян,

как паникёр.

 

УМАР. Но это правда: велика опасность.

Готовь бойцов. Не то не сдобровать.

 

ХАН.  Воюй с мышами. Их в подвале

как в басне у тебя - не сосчитать.

 

БАНУ. Хан, смилуйся!

 

ХАН. Ты здесь!? Туда же?!

 

БАНУ. Умар не лжец. Доверься. Уведи

на время племя. В горы.

 

ХАН. Отсидеться?

Зарыться в норы? Как кроты?

Заройтесь сами. - В кандалы, обоих!

 

УМАР. Ты обещал, ты брак благословил!

 

ХАН. Неужто? Ах! Запамятовал малость.

Ошибочка! Исправлю на ходу.-

Единой цепью скуйте их колодки.

Пускай звенит монистом у невесты.

И мыши писком подпоют.

В колодки! В мрак!

 

БАНУ и УМАРА уводят.

 

БАНУ (обернувшись). Ты бессердечен, хан.

 

УМАР. Раскаешься, но поздно.

 

ХАН. В мышатник! В крысоедник! В грызосборник!

И не кормить: там мяса - завались.

 

Появляется САИД.

 

САИД. Хан, не горит!

 

ХАН. Ещё один зануда. - Чего орёшь?

 

САИД. Не можем запалить.

 

ХАН. Кого? Чего?

 

САИД. Ты сжечь велел шамана.

Не загорается разложенный костёр.

 

ХАН. Смени кресало.

 

САИД. Сорок раз меняли.

Набили кучу. Не горит.

 

ХАН. Плесните нефти. Вспыхнет словно факел.

 

САИД. Облили щедро. Нету и искры.

 

ХАН.  Казнильщики! Поджечь - и то не могут. -

Ну что стоишь? Веди, сам подпалю.

 

Внезапная вспышка молнии и оглушительный удар грома.

 

ХАН.  А это что еще? Ни тучки в небе.
Откуда молния и гром?

 

САИД. Хан, это он. Его проделки.

 

ХАН. Такое может лишь Сармат.

Но ничего: и с ним поспорим.

Переставляй ходули побыстрей.

 

Вдруг крики: «Шатёр хана горит! Шатёр хана горит!»

 

САИД. Хан, слышишь?

 

ХАН. Не глухой. Ответит

и за поджог -  за всё спрошу.

 

САИД. Хан, против неба!..

 

ХАН. От своего не отступлю.

 

Качнулись горы.

 

САИД. Хан, содрогнулись горы.

Рушатся. Обломки

катятся вниз, сметая на пути

деревья.

 

ХАН. Чертово отродье! -

Скажи: прощаю.

 

САИД. Камни с полпути

катятся в гору.

Цело становище. -

Сармат! Всевышний!..

 

ХАН. Пал на колени. Молится, несчастный.

Да я - и то, похоже, что струхнул. -

Вставай, Саид. Пойдём его развяжем.

Пускай живёт, раз боги за него.

 

Уходят.

 

АМАР. Что это было? Гром, землетрясенье.

Неужто так силён шаман?

Но ничего: я женщина, а хитрость,

а хитрость женская сильней.

Я всё равно своё возьму. Уходит.

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

КОРИДА (в шатре). Ушёл - живой, вернулся - бездыханный.

И  что теперь - носилки обрыдать?

Слёз реку выплачу, но всё равно не встанет.

Так что же делать? Биться? Умирать?

О, Заговран, ну что же ты наделал?

Зачем не увернулся от стрелы?

Ведь ловок ты, как сорок пять моголов,

как тыща кортов среди тьмы.

И ты, Сармат, как ты позволил?

Такого мужа, воина, бойца!..

И где найду я детям, что родятся,

такого доброго отца?

 

Да что я: дети - их не будет.

Не будет мужа, ничего.

А Альмисак? О, нет, не в праве

претендовать - вина моя.

Греховных мыслей рой роился -

и вот расплата: я ничья.

Ничья? Ничья. Недаром снился

зловещий сон: вцепились два орла

когтями в сердце, сердце разрывая,

один другому перебил крыла.

И вырвал бы израненное сердце,

да крик спугнул бесстрашного орла.

Проснулась я. А вот сейчас заснула.

Пусть будет сном вся эта злая явь.

Верни, Сармат, живого Заговрана.

Возьми взамен вот эти два крыла -

вот эти руки, что на нём ныряли,

но так и не понянчили дитя.

Зачем мне их? Ой, нет, что я глаголю?

Нет, пусть отсохнут. Нет, нельзя.

 

(О муже) Как будто спит.

Эх, Заговран, орёл мой, беркут,

убил тебя то ль беркут, то ль орёл.

Одна осталась бедная  орлица.

Судьбы свершился произвол.

Дай хоть запомню лик твой, профиль.

Ты мумия, и всё же как живой.

Эх, Заговран...

 

Появляется АЛЬМИСАК.

 

АЛЬМИСАК (о КоридЕ).

Ковыльным стеблем клонится бедняжка.

Горюет, плачет верная жена.

А я-то, я: отрубленная ляжка

у шелудивого, блудливого коня.

Как я посмел, как я решился?

Всё этот чёрт  и злое колдовство!

А вот он сам. Как жаль, не  удавился.

Исправит грех сухое естество. -

 

Эй ты, урод, палач людей и судеб!

Греби сюда - есть милый разговор. -

Кого и сколько он еще погубит?

Но что такое: тащится как вор.

Ш-ш, Альмисак, прислушайся - узнаешь.

 

АХЕДЖАК (сам с собой). Неужто правда?

Значит, я прощён?

 

АЛЬМИСАК (в сторону). Прощён ли?

Спрос мой будет строгий.

Из нас двоих ты больше виноват.

 

АХЕДЖАК. Поджечь шатёр! Не дать костру зажечься!

Как сказочны твои деянья, Бог!

А я-то, я? Уж с жизнью я прощался,

с горами, с полем, с воздухом земли.

И с ней, чья пытка слаще мне, чем благость

любого толка: мести и любви.

Не взял Сармат, оставил возле девы,

но деве той я нужен словно псу

волчиный дух, чтоб раздувались ноздри

и щерились чесучие клыки.

И всё равно: ты благостен, Сармат.

 

АЛЬМИСАК. Так вот о чём сейчас его печали.

Перетряхнём - вспечалится всерьёз. -

Притормози, глумливая притворность.

И быстренько припомни уговор:

кровавый как икнётся вздор?

Вот именно: пригнись, карлуша.

Горб в месиво, как чирей, иссеку.

 

АХЕДЖАК. А, ты? Как вовремя, как кстати!

Но кара малая за подлости мои.

Всего избей, в пласт иссеки всё тело,

в прах обрати мою кривую плоть.

И душу измочаль, как лыко,

что было некогда почти святой корой.

 

АЛЬМИСАК. Так ты винишь себя, вещатель?

 

АХЕДЖАК. Была бы сила,  сам бы покарал.

Знал: колесо измены, и толкал

сам в ту же сторону, в погибель.

 

АЛЬМИСАК. Ещё меня, как дёгтем, замарал.

Её не смыть, позорную подставу.

Хлещи, камча!

 

АХЕДЖАК. И чтобы насмерть!

В развал! В труху! За все мои грехи.

Взалкал любви, вниманья, ласки женской.

И чьей? Продажной фурии, гюрзы!

 

Сармат, Всеслышащий, Властитель,

за что меня ты люто покарал?

Я жил в моголах,  для чего меня ты

жрецом у тат короновал?

Я был без глаз, хоть был глазастый,

и женских форм, как гор, не различал,

пока меня ты не изгнал

из кельи монастырской в татский вертеп.

Да, здесь вертеп: взгляни с небес на таток -

при виде их в грех пустится любой.

Святым святой и тот взмычит и с треском

с себя все благодетели сорвёт.

Урод - подавно. Слышишь, ты, жестокий?!

 

Едва сюда я юношей попал,

всего себя я насмерть заковал

в оковы целомудрия, бесстрастья.

Чтоб блуда бес меня не оседлал.

Глаза себе я затыкал

невидимой для прочих смрадной тряпкой.

Но женский дух сквозь ноздри проникал

и - знаешь ли, как на дыбы вставал

врожденный конь, но тотчас падал -

удар валил строптивца наповал.

 

Я в силе был, был дух мой твёрже стали,

и ржа его, коснувшись, не брала.

Но время шло, и разнесчастный случай

вдруг подстерёг ослабшего осла.

О да, осла!

Не конь я был, а именно ослёнок:

свой груз тащил с покорностью вола.

Заматерев, увидел вдруг ослицу

и стал похож на ярого быка.

 

О, Альмисак, пред этой красотою

и ты, будь я, взбесился б от узды.

В ней всё слилось: и грация, и похоть,

та бездна чувств, где всё, всего взахлёб.

Один изгиб - и тот с ума любого

сведёт, в ком даже теплится едва

позыв самца к красивой, сильной самке.

Как не проклясть тут мудрого отца.

Что натворил, что с сыном ты содеял,

лишив его всей пагубы скопца?

Ты отнял то, что золота дороже.

Да что металл - ты праздника лишил,

чьё имя жизнь, на целое столетье.

Сто лет - мой срок: записано в скрижалях

Вора небесного - он тоже сплутовал.

Опутал, окрутил, охомутал

своею службой агнца, страстотерпца,

а он страстей единственно алкал.

 

АЛЬМИСАК. Какой грабёж! Ну нет, я не помощник

жестокому такому палачу.

Вернись, камча, назад за голенище:

тебя собой я лучше накормлю. -

Ступай, отец, своей кривой дорогой.

И я такой же от тебя пойду.

Иди, иди, не нужен мне свидетель

моих хождений...

зигзагом, свившимся в петлю. -

Ушёл старик. Вот баловство природы,

игра небес, насмешка от земли.

Да сгинет всё, что гнёт людей в погибель!

Да сгинут все, поддавшиеся ей!

 

(Идёт к КоридЕ.)

 

КОРИДА. О, Альмисак, о брат былого мужа,

иди ко мне, я о твоё плечо

сотру с себя больное, злое горе,

что въелось мне и в печень, и в кишку.

Ты знаешь - нет: твой брат убит в походе.

Преподлая, косматая стрела

вонзилась в сердце лучшего из лучших.

Будь проклят корт и ты, его стрела!

 

АЛЬМИСАК (в сторону). Признаться - нет?

Конечно же, признаюсь.

Затем и шёл. - Ну, как же мне не знать:

в одном походе тыкались в бесславье -

и вот ославлены на трубах и в ручьях.

 

КОРИДА. Что говоришь ты! Подвиг тот бессмертен.

Он пал героем, он герой. И ты

похвально рыскал не в могиле

и слух о татах до морей простёр.

 

АЛЬМИСАК. Уж я простёр! Прости, сестра по брату.

И нож возьми и недруга убей.

 

КОРИДА. Убить тебя?! За что?! Ты помешался? 

Не мудрено: и у меня мозги

разлезлись студнем, сунутым на солнце.

Но больше ты страстей не говори.

 

АЛЬМИСАК. Убей, не думая. Я подлый, я убийца.

 

КОРИДА. Убийца!? Ты?!

 

АЛЬМИСАК. Мне в пору прыгнуть в ад.

Отправь не мешкая. О, помутненье сердца,

о климакс разума, о оплеуха дрязг.

 

КОРИДА. Запричитался. Отряхнись, мужчина.

Негоже вам быть промежутком баб.

 

АЛЬМИСАК. Родного брата!.. И за что! За то лишь,

что на пути осиною стоял.

 

КОРИДА. Сам дуб: осина. -  Лес чертополоха,

лесной завал. - Встряхни свои мозги.

 

АЛЬМИСАК. Поможет разве? Чёрный я убийца:

не корт, а я его отправил в ад.

 

КОРИДА. Не в ад, но в рай. Но ты?!. Я бредни слышу?

 

АЛЬМИСАК. Вот этой пятернёй!.. Из этого колчана...

 

КОРИДА. Он бредит, точно.

 

АЛЬМИСАК. Бредил, но не здесь.

Мы шли лавиной, предвкушая сечу.

Сейчас обрушимся на кортов тыщей стрел.

И даже я, в ком грыжею засела

больная мысль, ухватисто скакал.

И вдруг засада! Тыщи стрел со склонов

летели, осами воинственно  жужжа.

Смешались воины, крутились кони,

и в посвист стрел вмешался хрип коня.

Валились кони, всадники сползали,

немногие пустили по стреле.

И только Заговран летел сквозь стрелы

вперёд, вперёд на прянувшем коне.

Затмила ль зависть меткие гладелки,

по сердцу полыхнул ли злой огонь

иль просто в локоть торкнулся позор,

но с тетивы моей стрела, сорвавшись,

пустилась вслед и срезала с коня.

 

Он падал медленно, а мне казалось,

что это ты валишься в руки мне.

Я подскакал, чтоб подхватить со вздохом,

но корты тут рванулись на конях.

И началась такая мясорубка,

я груду тел с наскоку нарубил.

Рубил за вас и за себя, за племя,

за свой позор, за славу, за вину.

И вот прощения прошу,

опомнившись от боя и от смерти,

и смерти же с твоей руки прошу.

 

КОРИДА. Убийца! Подлый!

 

АМАР (невесть откуда взявшись, в сторону). Славный поворотик!

Ну-ну, что дальше? Ты мотаешь, ус?

 

КОРИДА. Родного брата!..

 

АЛЬМИСАК. Зачем ты не убила

в зародыше меня, родная мать! -

Братишка, брат, я пред тобой виновен...

 

КОРИДА. Не слышит он:  он  там, где Он, Сармат.

 

АЛЬМИСАК. ...но в смерти меньше, чем в любви.

Да-да, она мне разум заслонила.

Внезапно, вдруг. Будь проклят тот нихак!

 

АМАР. Ах, вот как?

 

АЛЬМИСАК. Быть с нею, с той, падучею, как кошка!?

 

АМАР. Я кошка?! Ну, погоди!

 

АЛЬМИСАК. В ком всех достоинств - жгучая дыра.

 

КОРИДА. Не смей о женщине!..

 

АЛЬМИСАК. А  есть другая.

Из-за неё еще пойдут войной...

 

АМАР. Уже идут, но не из-за неё.

 

АЛЬМИСАК. И я б пошёл, сметая ураганом

народы, царства, города. 

Прости, мой брат. Мне отказал рассудок -

и взвизгнула кровавая стрела.

 

КОРИДА. Уйди, не трогай.

 

АЛЬМИСАК. Дай выдерну обломок.

 

КОРИДА. Разоблачат? Боишься? Экий трус!

 

АЛЬМИСАК. На свете том ему, наверно, больно.

Избавить бы...

 

КОРИДА. Я запрещаю. Нет!

 

АЛЬМИСАК. Что ж, право у тебя. И всё же жалко...

 

КОРИДА. «Опомнился», «проникся», «пожалел».

Возьми клинок и по закону татов

ответь за свой предательский клубок.

 

АЛЬМИСАК. Клубок?

КОРИДА. А думал?

Раз брата нет, никто не отомстит?

 

АЛЬМИСАК. Да, не успела мать

родить себе сыночка третьего, нам брата.

 

КОРИДА. Бери клинок.

 

АЛЬМИСАК. Ты женщина - не брат.

 

КОРИДА. Бери клинок, я отомщу не хуже.

 

АЛЬМИСАК. Я с женщинами не играю в смерть.

 

КОРИДА. А я с игрушками и в детстве не играла.

Мои игрушки - скачки и булат.

 

АЛЬМИСАК. Я это знаю - и всё равно не буду.

 

КОРИДА. Затрусил женщину? Стыдись.

 

АЛЬМИСАК. Себя я лучше порешу за брата,

но чтоб с тобой? Прикажешь - не смогу.

 

КОРИДА. Ещё как сможешь. Я тебя  заставлю.

Держи клинок и защищайся. Ну!

 

АЛЬМИСАК. Зарежь за так - скажу тебе спасибо.

 

КОРИДА. Я не убийца. Поединок! Ну!

 

АЛЬМИСАК. Нет. Протыкай. Проткни же, ну же!

Избавь от желчи и вины. -

Брат, я к тебе!.. - Давай, не медли. -

Я вымолю прощение твоё.

 

КОРИДА. Нарочно? Хитрость? Избежать ответа?

 

АЛЬМИСАК. Пожалуйста, не медля заколи.

Не то я сам... Нет, сам я не сумею.

Хотя и смог бы, не могу.

Отмщенья просит смерть не по заслугам.

Ударь, проткни -  и заслужу.

 

КОРИДА. Слабак! Исчезни! Не пятнай героя.

Вон! Уходи! Ты слышишь, я гоню?!

 

АЛЬМИСАК. Не выйду, нет. Нет выбора, ты знаешь.

Ну умоляю я, прошу!

 

КОРИДА. Сейчас же вон!

 

АЛЬМИСАК. Ни шага, ни полшага!

 

КОРИДА. Прыжком, ползком, хоть раком - вон, пошёл!

 

АМАР. Пошла на убыль хитростная драка.

Но ничего: мы ей дадим разгон.

 

(Так же незаметно, как появилась, исчезает, чтобы поспешить к хану.)

 

КОРИДА. Мне что, заплакать? Расшибить колена?

Просить об одолжении? Просить?!

 

АЛЬМИСАК. Зачем ты так? Я брат родного брата.

Ну сделай мне спасительный пустяк.

КОРИДА. О изверг ты, отъявленный мучитель!

Наделал? Мало? Добивай.

 

АЛЬМИСАК. Ну что ты, что!

Я в землю врос от брата.

Я не жилец, я не боец - никто.

 

КОРИДА. А я-то кто?

 

АЛЬМИСАК. Любимая, не плакай.

Хотел сказать: не надо так, не плачь.

 

КОРИДА. А у меня ни мужа нет, ни брата.

Совсем одна.

 

АЛЬМИСАК. А я? Верней - Бану.

 

КОРИДА. «Бану». Бану, Бану с Умаром...

закованы. В подвале. В кандалах.

 

АЛЬМИСАК. За что?! Обоих?!

 

КОРИДА. Их двое, я одна, одна.

 

АЛЬМИСАК. А я? Ты помнишь?..

 

КОРИДА. Не вспоминай, не надо -

не то ещё сильнее разревусь.

 

АЛЬМИСАК. Эх жизнь, ты, жизнь:

то солнце, то прохлада,

то радость буйная, то грусть.

 

Появляются АБДРАШИТ, АМАР и прочие.

 

ХАН. Вот он, герой! - Ну опиши нам подвиг.

Мы уши навострили - экий шанс

услышать, как мужей с дороги

стрелою убирают в мёртвый час.

Так что, расскажешь или прорицать

прикажешь, представляя по минутам?

Мне начинать?

 

АЛЬМИСАК. И я б начал и кончил так же быстро,

но было б что, но было бы о чём.

 

ХАН. О том, как под лопатку Заговрану всадил стрелу.

 

АЛЬМИСАК. Не всаживал. Не бил.

 

ХАН. Ты отрицаешь?

 

АЛЬМИСАК. Будь, что признать,

признал бы, не моргнув.

 

ХАН. А ну, Амар, напомни-ка ребёнку

иль старику, что свой остатний ум

порастерял, какую подлость с братом

он сотворил и как вот тут

расписывал свой подвиг гуттаперчи.

 

АЛЬМИСАК. Я не расписывал.

И тут позор - не подвиг.

 

ХАН. Ну вот, а говоришь: не убивал.

 

АЛЬМИСАК. Нет, нет и нет!

 

ХАН. Вдруг началось признанье

и вдруг же кончилось. Ну-ну. -

Подай колчан. Мне повторить?

 

АЛЬМИСАК. Стрела - моя,

но я не убивал.

 

ХАН. Понятно: кто-то выкрал,

чтоб запутать

следы и тень на святцы уронить.

 

АЛЬМИСАК. Никто не крал.

 

ХАН. Так сам пустил прицельно?

 

АЛЬМИСАК. Мелькнуло раз, но я соблазн отверг.

 

ХАН. А новый просверк убаюкал жалость,

и долг, и честь, и совесть, и...

 

АЛЬМИСАК. Не спал! И целил в корта

поверх голов, но кто-то вдруг толкнул.

 

ХАН. И так удачно, что свалил, как тигра,

одной стрелой не целясь наповал.

 

АЛЬМИСАК. Всё так и было.

 

ХАН. Чёртова химера!..

Твоя рука, твоя стрела -

и быть тебе в ответе за убийство.

 

АЛЬМИСАК. Быть - буду. Но - не убивал.

 

АМАР. Какая разница? Виновен! Кары

заслуживаешь смертной всё равно.

 

ХАН. Н-да, зачешешь тут затылок.

 

АМАР. Да что ты, хан! Всё ясно: он нарочно.

Давно на Кориду он пялился, как бык.

Тут случай подвернулся и, хитрюга,

он отрубил мешавший видеть сук.

 

ХАН. Казнить? Помиловать?

 

АМАР. Казнить, и точка!

Кто хану жизнь не дале, как вчера,

спас, разрубив аркан на шее хана?

Он, только он, покойный Заговран.

О, хан, я поняла! Он за тебя, в отместку

убрал его, чтоб вновь не помешал.

Заместо Абдрашита сесть на ханство!

Вот чем ему спаситель помешал.

 

АХЕДЖАК (в сторону).

Вот стерва-то! Сама к тому стремится,

и шаг за шагом ближе к цели той.

Раскрыть коварную её козырной картой?

Нет, пусть уж дальше бьётся, но сама.

 

ХАН. Ну так казнить?

 

КОРИДА. Помиловать.

 

ХАН. Что слышу?

И это молвит мёртвого жена?

 

АМАР. Ей нужен муж. Сейчас она любого

готова оправдать, как я дитя.

Не уступай, будь справедливым, хан.

 

ХАН. Я буду: я всегда за справедливость.

Но вот что мне скажи ты, Корида:

желанье женское твоё сильнее мести,

не хочешь покарать его, врага?

Хотя б в душе, хотя бы в малой доле!

Виною похоть? Перелом ума?

 

КОРИДА. Хоть как считай. Мне трудно изъясниться:

что бушевало - стихло, полегло.

Теперь одно мной движет непрестанно -

сберечь из рода хоть кого.

Прервётся род, заглохнет семя -

беднее станет хан и племя.

 

АМАР. Как повернула! Ловко, ловко.

И ты поверишь, мудрый хан, в брехню?

Спроси меня - я заверну такое,

что внуки внуков будут ахать. Ну.

 

ХАН. Скреби затылок, думай, Абдрашит...

Пусть утро новое судьбу его решит.

Я до утра решение отсрочу.

 

АМАР. Простишь измену?! Он предатель!

 

ХАН. Уйди ты, муха, не жужжи.

Уф, я устал. Эй, свита, быстро праздник!

Вина и шуток, смеха и вина!

Нет, тишины и сон-травы охапку.

Чтоб я заспал все перепады дня.

Уходим, всё.

Удаляются.

 

АМАР (одна). Чёрт, всё насмарку,

не видать мне ханства.

Что делать, что?

 

Появляется ТУГАНБЕК.

 

АМАР. Идея: Туганбек!

Он нем, как щепка, и доверчив больше,

чем девочка, не знавшая шлепка. -

Какой ты, Туганбек! О чудо-воин:

глядеть - не налюбуешься ни в жизнь.

Ну-ну, ты что - ни словом, ни полсловом

тебя я не обидела любя.

Да стой же, ну! (о Ён) Что у тебя с девчонкой?

Не вырывайся, осчастливлю вас -

лишь сделай то, что я шепну на ушко.

Ну а сперва послушай, что скажу.

 

Кто  разлучил тебя и Ён друг с другом?

Нет, не язык, а он, жестокий хан.

Так вот не станет хана - всё вернется,

и даже отрастёт язык.

Да-да, клянусь, такое уж бывало.

Мой дед немой... Ты знаешь, род за род

тогда шёл запросто - не то что с Абдрашитом,

что всех подмял и пикнуть не даёт.

 

Так вот мой дед его отца прирезал -

и что ты думаешь? - он вновь заговорил.

Не мёртвый, нет, а дедушка мой грешный -

за  то, что смертью отомстил за смерть.

Так вот и ты себе вернёшь дар речи.

Не веришь?  я Сарматом поклянусь.

Поклясться? Вот. - Сармат, я обещаю,

что будет так. А нет - так разрази.

Видал? Поверил? То-то же, ребёнок.

Нет-нет: мужчина, воин, богатырь. (Шёпотом)

Возьми свой нож и прокрадись в покои,

на веки вечные тирана усыпи.

Всё понял? Сделаешь? А ночь уже настала.

Недолго ждать. Нащупай - и убей.

 

ТУГАНБЕК горячо кивает и уходит спеша.

 

АМАР. Решенье найдено. Решение в кармане.

Пойду бай-байкну сладко, а потом

всё поверну так, что засяду крепко

на ханство и гаремчик заведу.

Вот позабавлюсь, вот потешу тело!

Р-р! скольких истерзаю, изорву.

Я б и сейчас кого-нибудь измяла.

Но силы до утра поберегу.

Уходит.

 

Появляются КОРИДА, АЛЬМИСАК.

КОРИДА. Здесь никого. Поди сюда, иди же!

Мне непривычно быть с тобой в шатре.

 

АЛЬМИСАК. Вот видишь.

 

КОРИДА. Но я привыкну.

Как душа покинет

пространства эти,

он уже мешать не будет

мыслью.

 

АЛЬМИСАК. Будет.

Мне - он будет.

Одной мы крови,

и эта кровь спеклась.

 

КОРИДА. Ну, Альмисак, ну, Альмисочек,

ты просто вспомни, как когда-то мы

ходили запросто что к людям, что в лесочек,

хоть не были с тобой обручены.

 

АЛЬМИСАК. Нет, не могу.

Он здесь, он между нами.

 

КОРИДА. Забудь. Взгляни. Ты видишь эту грудь?

За эту нежность хан давал мне прорву

златых монет и столько же камней.

А я не стала с ним делить богатство,

каким Сармат меня для ночи наделил.

Тебе ж даю, бери, касайся, трогай,

хватай и мни, терзай, дави и рви.

В порыве страсти. Эге-гей, мужчинка!

Кудахчет курочка, проснись же, петушок.

Да в самом деле! Или не мужчина

ты стал? Куда твой подевался пыл?

 

АЛЬМИСАК. Теперь мне кажется, что ты и подтолкнула

меня к убийству.

 

КОРИДА. Я? Не я.

А может, я. Коль ты на расстоянье

читаешь мысли. Да и не она

была - предмысль, предчувство, предсознанье.

Я их гнала, а, подлецы, они

настырно лезли, мозг мой оплетая

и душу с сердцем, и, быть может, я

неясной мыслью, чувством подтолкнула -

и сорвалась разящая стрела.

Так я убийца? Ой, нет-нет, не надо.

Смотри: стоит и смотрит на меня.

 

АЛЬМИСАК. Да где? Да кто?

 

КОРИДА. Убитый мною, нами.

И взглядом укоряет, как дитя.

 

АЛЬМИСАК. Нет никого.

 

КОРИДА. Да вон же, за шатрами...

В свой дом идёт... Да, он хозяин, он.

 

АЛЬМИСАК. Опомнись, ш-ш... Уже давно он мёртвый.

Не ходят, как живые, мертвецы.

 

КОРИДА. Нет, он ногами... в полный рост... по-свойски.

Живым-живой. Живее, чем живой.

 

АЛЬМИСАК. Ты заболела. Миражи в пустыне

так водят путника, пока он с ног

не свалится без сил иль не сойдёт с ума,

и станет пищей,

добычей лёгкой для зверей и птиц.

Однажды я так проплутал пять суток.

Когда, ты знаешь? Вслед за тем,

как вам прочли нихак.

А я, а я не верил

и до последнего молил Того,

кто ведает земным, небесным царством.

Подводным тож.

 

И к Ахеджаку прибегал три раза

и блудной девкой трижды умолял

вмешаться, развести, убить, отвадить,

лишить ума, стереть в песок.

Тебя, его - я разницы не видел.

Мне оба вы так ненавистны были,

что я топтал бы вас,

как топчет конь песок,

от нетерпения переступая.

И всё бы мял и мял и мял.

 

Всё так и было, когда в ночь нихака,

заслышав звуки в свадебном шатре,

рука тянулась изрубить ваш в клочья

шатер и вас разделать на куски.

Едва стерпел и кинулся, ломая

кусты и пальцы на бегу, от вас.

Куда-нибудь, от вашей черной свадьбы.

И только утром понял: заплутал.

Была пустыня белая от зноя,

бескрайняя и мёртвая, как труп.

Желал песка для вас - сам оказался

в песчаном море. Наказал Сармат.

 

КОРИДА. Ты так любил?!

 

АЛЬМИСАК. Столь ненавидел.

И столь же сильно некогда любил.

Но пять ночей и дней меня кружили

гнев, ненависть и жажда отомстить.

Упав, как труп, я шёпотом взмолился.

Просил Сармата гибель отвести.

И тень по мне всё чаще проползала:

стервятник надо мною закружил.

И Бог внушил мне мудрость и терпенье.

И вот вчера они вдруг подвели.

 

КОРИДА. Ты шёл к тому - случались ведь нападки.

 

АЛЬМИСАК. Несло, тащило - принесло.

 

КОРИДА. Несчастный мой! А я, как я страдала!

Ты веришь - нет, но со скалы меня сняла Бану.

Я б бросилась с утёса вниз на камни -

как делают орлы.

Чтоб ничего, и пуха не осталось.

 

Но ты пропал, я думала: Сармат

тебя забрал в свои владенья ночи.

Оплакала и образ твой взлюбила

в приметах брата. Заставила взлюбить.

А он подумал: притерпелась

или нашла в нём что-то, что любой

из жён пришлось бы вроде приворота -

не искусить, не уманить.

 

Нашёлся ты, но, связана нихаком,

ещё сильней связала я себя

железным словом: делать вид, что сердцу

стал равнодушен моему.

 

АЛЬМИСАК. Ты сильная. Ты честно продержалась.

А я, как конь, стал спотыкаться и

встал на дыбы, а может быть, на брюхе

проехался до пропасти любви.

Та пропасть ты и брат единокровный.

Взгляни туда: не он ли там стоит?

 

КОРИДА. Нет, это Ахеджак к Амар стучится,

чтоб перед сном её увидеть лик.

 

АЛЬМИСАК. Он вхож к Амар?

 

КОРИДА. Какой там! Как собака,

не дальше входа, гонят в конуру.

Вон, видишь? Снова пса прогнали в будку.

А он сюда, не в конуру идёт.

Уйдём. Несчастный!

 

АХЕДЖАК (один). Снова не впустила.

Так - было? Не было? Да что ж я явь заспал!

Иль это сон и яви ни на каплю?

Когда бы знать! Эх, голова моя.

Вон Ён идёт. Кого-то ищет.

Наверно, Туганбека. Где пропал? -

Ён, Ён!..

 

ЁН. А это вы, всесильный.

 

АХЕДЖАК. Когда б всесильный, то не унывал.

 

ЁН. Неправда! Вы всё можете. Ведь, правда?

 

АХЕДЖАК. Откуда, детка? Кто тебе сказал?

 

ЁН. Все говорят. Да и сама я помню,

как Туганбек меня зачаровал.

Вы постарались? Вы. Вы, вы. Не верю.

Я девочка, а он такой большой.

И вдруг затменье: мускулы мужчины,

и я не  девочка, но девушка, свеча.

 

Теперь и я как он - и я большая,

а он другой, а он без языка.

 

Владыка, чародей, шаман, вседержец,

верни ему его былую речь!

Ведь ты же можешь. Ну а платой будет...

я буду платой. Хочешь ты возлечь?

Ведь ты мужчина, я слыхала в храме.

А ты, вы сам с собой шептались о...

Я поняла и знаю.

Верните речь - и ваша я всегда!

Ну что вам стоит?

 

АХЕДЖАК. Глупая! Ребёнок!

Да что ты предлагаешь и кому!

Тебе почудилось, наверное, спросонок.

Жрец служит только Богу одному.

 

ЁН. «Ага»! «Поверю»! Дёшево? Скажите!

Пойду ограблю или украду.

А станет нужно, даже и убью.

Хотите - хана? Он ведь ваш обидчик

и Туганбека. Я ему!..

Хотя его и Туганбек зарежет.

Недолго жить осталось палачу.

 

АХЕДЖАК. Недолго жить? Замышлено убийство?

А ну, да говори же! Знаешь ты,

что будет, если?..  Говори же, слышишь!

Где Туганбек? Не сдобровать ему!

 

ЁН. Он сильный,  воин. Справится с охраной.

Всех перебьёт, бесшумно. Как он их:

Салима с Аджибеем? Раз - и оба

задрали ручки, чтобы не убил.

 

АХЕДЖАК. Беда, беда! Он, правда, влез в покои?

 

ЁН. Не знаю.

 

АХЕДЖАК. Лжёшь. Лишишься ты его.

 

ЁН. Нет, это хан своей лишится жизни.

Но речи дар тотчас вернёт ему.

 

АХЕДЖАК. Расчёт понятен. Ты же как узнала?

Ведь он немой...

 

ЁН. Он знаками. Он нем,

весь род их нем, он говорящий

один из всех был, а теперь

и он... Проклятый хан! О счастие-несчастье!..

 

АХЕДЖАК. Ну-ну, не плачь, вы счастливы и так.

 

ЁН. Нашел счастливцев! Видел ли ты, знаешь,

что происходит с ним, когда взмычит?

Отвычки нет ещё, он по привычке

начнет калякать, поперхнется и...

готов убить себя, любого

посмевшего над немотой его

пусть даже без обиды посмеяться.

А всё, всё он, чьё имя Абдрашит.

Проклятый Шит, проклятый Потрошит!

 

АХЕДЖАК. Ах,  девочка, он сам порой неволен.

У власти быть - нет хуже, чем она.

И Туганбек, будь ханом Туганбеком,

рубил бы тоже, уж поверь, сплеча.

Пойдём спасать, пока еще не поздно.

Глупец, куда! Напорется на ножик,

секиру повстречает голова.

 

ЁН. Он там давно и ждёт, когда охрана

заснёт покрепче, чтобы тихо их...

а после - хана Абдрашита.

 

АХЕДЖАК. Ещё не поздно парня воротить.

Ты понимаешь, хан недосягаем.

Его покои - целый лабиринт.

Помимо воинов на страже алабаи,

их Туганбек ножом не обхитрит.

Он, что ли, первый: сколько недовольных

пытались отстоять свою иль чью-то честь.

И где они? Давно уж у Сармата.

Где именно - Бог весть.

Да любишь ты на деле Туганбека?

Да нет, а то бы...

 

ЁН. Что вы, я люблю!

 

АХЕДЖАК. Вот и пойдем. И  ты его окликнешь, 

и голос твой его на свет вернёт.

 

ЁН. Я прокричу ему ночной кукушкой.

 

АХЕДЖАК. Так это ты кукуешь, когда он

во храме занят и не может выйти

и всё роняет, поспешая вон.

 

ЁН. Я, жрец.

 

АХЕДЖАК. Теперь мне всё понятно.

Но поспешим, родная, поспешим.

 

Дорогу им преграждает АМАР.

 

АМАР. Куда спешим? Я не тебе, ребёнок.

 

ЁН. Всего-то старше на пять лет, а уж:

ребёнок. Сама не тетя!

 

АМАР. А ну бай-бай,

а то сейчас шлёп-шлёп!

 

АХЕДЖАК. Иди же, ну.

 

ЁН. А ты, а вы, священник?

 

АХЕДЖАК. Иди - и делай. Догоню.

 

ЁН уходит.

 

АМАР. Спровадил? Ловко. Променял на сопли?

Ну что ж, беги и слюни вытирай.

 

АХЕДЖАК. А то я должен что-то важной крале?

Не должен ведь иль мне она должна?

 

АМАР. Должна. Когда ты сам одну услугу

окажешь деве. Баш на баш.

 

АХЕДЖАК. Что ж, слушаю.

 

АМАР. Не хочешь ли по гроту

шайтана до рассвета погонять?

 

АХЕДЖАК (в сторону).

Так, значит, было? Значит, остальное?..

Иль это всё, что было наяву? -

О чём ты, что ты? Я не  понимаю.

 

АМАР. Ну а когда-то очень понимал.

 

АХЕДЖАК. Да что за чёрт! - Старею, видно, дева.

 

АМАР. А кто-то говорил: да где же я старик!

Иль это тоже ты уже не помнишь?

 

АХЕДЖАК. Припоминаю малость. Говори.

 

АМАР. Припомнил - значит, остальное вспомнишь.

Так вот что надо сделать баш на баш.

 

АХЕДЖАК. Я жду. Так что же? Говори же.

 

АМАР. Разбить чету, и хорошо б сейчас.

 

АХЕДЖАК. Почти что мужа с бывшею женою?

 

АМАР. Читаешь мысли. Вот что значит маг.

Я в дырку видела: они вот здесь стояли

и вон туда ягнятами пошли.

 

АХЕДЖАК. И пусть себе. Зачем мне их тревожить?

 

АМАР. Затем что надо. Не могу уснуть.

Так их и вижу, как услада

их заставляет биться.

 

АХЕДЖАК. Ну и пусть.

 

АМАР. Отказ? Напрасно. Скоро сам попросишь,

не это, нет, но буду я глуха.

 

АХЕДЖАК. Вдруг станешь ханшей?

 

АМАР. Чую, стала.

 

АХЕДЖАК. Так это ты? О, бедный Туганбек!

 

АМАР. Откуда знаешь? Ён пропела?

Ну я ей завтра!..

 

АХЕДЖАК. Девочку не тронь.

Ни завтра, ни сегодня.

Что осталось:

отца нет, матери, сестёр.

Совсем одна. И Туганбек погибнет.

 

АМАР. Типун тебе, каркуша, на язык!

 

АХЕДЖАК. Не ворон я, но наперёд я знаю,

что ханства бывшей ханше не видать.

 

АМАР. Увидим.

 

АХЕДЖАК. Да.

 

АМАР. Посмотрим.

 

АХЕДЖАК. Убедишься.

АМАР. Без колдовства наследство я верну.

 

АХЕДЖАК. Я был бы рад. А может, и не очень.

Но уж поверь ты слову моему.

 

АМАР. Пошёл ты, знаешь!.. Ну так чё, горбатый,

надумал - нет с ней ночку провести?

 

АХЕДЖАК. С кем с ней?

 

АМАР. С той, что окажешь ты услугу.

 

АХЕДЖАК. О, нет: у них любовь, а это всё.

 

АМАР. Любовь? Да что ты понимаешь!

Любовь - тогда, когда клокочет кровь.

Вот у меня... Да где тебе, откуда

понять... А хочешь, я тебе

продемонстрирую такую процедуру?

Айда, попробуешь.

 

АХЕДЖАК (в сторону). Сон? Не пойму. - Уж нет, уволь.

 

АМАР. Да ты ж женострадалец.

Айда, отмучайся. Сорви.

Иль там и рвать-то нечего и нечем?

 

АХЕДЖАК (в сторону). Так было? Не было? Поди пойми.

 

АМАР. Ха-ха, поверил. Нужен ты, уродец,

уж я себе таких парней сберу,

что ты пред ними... Эй, куда? Да стой ты! -

Сбежал. И пусть. А ханство я верну.

Ещё узнает пряники и плётку

мою и будет дрессированный медведь...-

Эй, кто тут?

 

АДЖИБЕЙ. Аджибей. Тс-с! Не узнала?

АМАР. Откуда? Как?

 

АДЖИБЕЙ. Три мыши принесли

летучие и мягко приземлили

на эти вот бесшумные кусты.

Пойдём всшумим?

 

АМАР. Сегодня я не против.

А ну как ты от боли завопишь?

 

АДЖИБЕЙ. Уж-уж, а то когда-то не справлялся

с твоими вывертами. Обижаешь, мышь.

Но - не до шуток. Я сейчас обратно.

Узнай одно: назавтра корты здесь.

Моголы тоже. Но об этом...

 

АМАР. Понятно. Ш-ш...

 

АДЖИБЕЙ. И вот - готова будь.

И вот ещё - тот шлем, подарок кортов,

он где: у хана, у тебя?

 

АМАР. Секрет.

 

АДЖИБЕЙ. Да брось, не до секретов.

 

АМАР. Ну у меня. И что? Тебе отдать?

 

АДЖИБЕЙ. Во избежание стрелы промежду ребер,

надень его, а то такой обстрел

здесь будет, что прострелят ненароком.

 

АМАР. Я поняла. И, помня, облачусь.

 

АДЖИБЕЙ. Ну всё. Бывай!.. А может, всё же ёжик

с ежихой сотрясут вон те кусты?

 

АМАР. И те, и эти. Целый лес запляшет.

Ты только той ежихе подари

всё это в собственность.

Так, значит, завтра?

 

АДЖИБЕЙ. Чуть солнце встанет. (Уходит.)

 

АМАР. Буду знать. Спеши. -

Ну вот, горбатый, зря-то ты не верил.

И скоро, скоро уж рассвет.

Тревога, чёрт, охрана бьёт тревогу!

Попался Аджибей иль Туганбек?

Иль всё же хан спрямил свою дорогу

на светик тот,  где вечен и ночлег?

 

Голос ХАНА. Где факела? Я чувствую, измена!

Обшарить всё: палатки и шатры.

Кто предал нас? Какая-то гиена.

Найти! Убить! Оставить  без коры.

Живьём содрать предательскую шкуру.

Четвертовать! Разрезать на куски! (О Туганбеке)

А этого свалявшего вдруг дуру -

на растерзанье псам! Пускай клыки

сорвут с него предательское мясо.

Ату его, зубастые,  ату!

 

АМАР. Судьба сыграла шутку, да не ту,

и оставаться дале здесь опасно.

Чёрт, отсекли!

 

САИД. Хан, есть! Попалась! Баба!

 

АМАР. Не баба, а прекрасная Амар.

 

ХАН. А ну-ка, где? - Ты что, Амар, как жаба,

тут прыгаешь и жалишь, как комар?

 

АМАР. Был шорох тут и голос - я вскочила,

прокралась за вот этот вот платан

и корта чуть ножом не порешила.

Червём он выскользнул,

и щелкнул зря капкан.

Сама попалась. Но не на меня ведь

раскинул сети ловчий. Он в неё

поймает тут и там по обезьяне

и скормит ей её же мумиё.

 

ХАН. Ты корта разглядела в тьме кромешной?

 

АМАР. И даже имя прочитала - Аджибей.

Луна была - он круглолик, сердешный,

и не узнать - прости меня, убей.

Вот здесь стоял, а Ахеджак - напротив.

Изменщик он, предатель наш колдун.

И даром что престрашен и юродив,

шептун, скажу, отменнейший шептун!

 

Всё расписал: от хана до жалмерки,

чьи где покои, кто с оружьем спит,

с рельефа снял и цвет, и свет, и мерки,

подходы все и остальной весь вид.

Набег готовят корты, не иначе.

На днях, готовься, с кортами в зубах

полезут ночью, чтоб не дали сдачи

им таты, задремавшие в шатрах.

 

ХАН. Изменник! Гнида! - Горбуна за шкирку

и волоком, как падаль, по земле.

Я превращу его в утирку,

что будет трепыхаться на коле.

Тьфу, на колу. Так насажу - из горла,

из темени просунется конец.

Людей подлючих мне встречалась прорва,

но этот гад всем подлецам подлец.

 

АХЕДЖАК. Спасибо, хан. Я здесь  и  оду слышал.  -

Так оболгать! И это ты, Амар? -

Посты проверить я украдкой вышел.

Опутал нас - и намертво - кальмар.

 

ХАН. Ты про Амар? О щупальцах глаголишь.

 

АХЕДЖАК. О нет, доверчивый. Ты веришь, да не тем.

Не знаю, как сейчас узнать изволишь,

что остаёмся мы ни с чем.

 

ХАН. Кончай мутить! Мне ясность на тарелке:

что, где  и кто и сколько и когда.

 

АХЕДЖАК. Дозорные мертвы без перестрелки.

Зияют горла. Хан, беда!

Повырезали всех и на кордонах,

открыт проход, и слышу, как сюда

на войлочных  идёт подковах

чужая конница. Беда, беда, беда!

Пять тысяч всадников и много больше пеших,

смыкается ужасное кольцо.

Тревогу бей, и прям сейчас, не мешкай.

И так уж смерти смотрим мы в лицо.

 

АМАР. И верит хан всей этой подтасовке?

Сама я видела, как он же, Ахеджак,

кивал, когда тот врал о подготовке:

мы сделаем и эдак, и вот так.

Да врёт он всё.

 

ХАН. Саид, сейчас к дозорным!

В миг обернись - я должен правду знать. -

И если ты соврал, мой друг позорный,

то по кусочкам будешь умирать.

Изрежу лично в бишбармак бараний,

и будешь долго ты вопить, мычать.

А я, как алчные до изуверств пираньи,

скелет от мяса буду очищать.

 

САИД уходит и вскоре возвращается.

 

САИД. Мертво, мой хан. Как не  было дозорных!

 

ХАН. Тревогу, живо! Оборону! Вкруг!

Эх, опоздали! Солнце лижет горы.

Умри, взорвись, рассыпься, адский круг.

 

Голос АДЖИБЕЯ, усиленный рупором:

- Хан Абдрашит!

 

ХАН. Кто говорит? Как будто   с неба -

столь громок голос. Кто он, Ахеджак?

 

АХЕДЖАК. Кто? Аджибей. И звуки меди

ты принял за небесный знак.

Те трубы льют на острове, что в море.

Видать, и там купились племена.

 

АМАР. О горе нам, о горе, горе, горе!

 

ХАН. Молчи. Заткнись. Достану и со дна.

За луки, все! За ятаганы!

Рубиться всем, не умирать,

а отрывать башки шайтанам.

Ах мать ети, етиу мать!

 

Голос АДЖИБЕЯ. Назад, любезный!

Дёргаться нет смысла:

крутни-ка, милый, головой.

Что видишь? Ты в кольце железном,

и заперт намертво, родной.

На склонах лучники, на въезде кавалькада

и вкруговую в три ряда кордон.

Готово всё для смертного парада

и для веселых, громких похорон.

 

АБДРАШИТ. Какой почёт! Премного благодарен.

Чем заслужил хан пышности сии?

 

АДЖИБЕЙ. Во-первых, не был с небом солидарен,

пёр против ветра, по уши в пыли.

 

АБДРАШИТ. А во-вторых?

 

АДЖИБЕЙ. А во-вторых, на нервы капнул

в мильонный раз. Его зовут Умар.

 

АБДРАШИТ. Всех беглецов ты знаешь поимённо?

 

АДЖИБЕЙ. На расстоянии заразу подхватил.

От Ахеджака. И теперь резонно

читаю судьбы без ночных светил.

Умар гремит в подвале кандалами,

колодками с любезной обручён.

В рабах - и то он был освобождён

от этой привилегии отваги.

Уж покажи несчастную чету.

Стыдишься? Совестно?

 

АБДРАШИТ. Веди, Саид, влюблённых.

 

АДЖИБЕЙ. И твой народ всю эту мутоту

терпел с покорностью и сапой обречённых?

О, таты, таты, твердолобый скот -

и тот терпеть не стал бы сумасбродства!

 

АБДРАШИТ. Кончай валанду, комипатриот,

а то твои я распишу геройства.

 

Показались УМАР и БАНУ.

 

АДЖИБЕЙ. Геройство первое. Кандальники, сюда!

В наш стан свободы, доблести и славы.

Довольно с вас бесправья и неправды!

Вольней живут и ханские стада.

 

АБДРАШИТ. Саид, заткни стрелой говоруна.

 

САИД. Сейчас, мой хан. (Целится. Стреляет.)

 

АДЖИБЕЙ. Ну и стрелок. Мазила!

Ну и охрана у тебя:

с пяти шагов пуляют мимо.

 

САИД. Он увернулся от стрелы.

 

АБДРАШИТ. Я видел. Не впадай в расстройство.

Нарочно он. Те правила игры

парализуют даже войско.

Пора кончать опасный балаган. -

Эй, таты, в бой! За род наш и свободу!

Хороший нам расставили капкан.

Атака легче дастся сброду.

И воинов: один, два, три... Не понял.

Где воинство моё, хотя б отряд?

 

АДЖИБЕЙ. Пропажу обнаружил, верхогляд?

Ещё давай скомандуй-ка: по коням!

Пока ты лоб, потом язык чесал,

твои рабы уж обрели свободу.

Влились в отряды доблестных дружин.

 

АБДРАШИТ. Предатели! Зачем вас не повесил!

 

АЛЬМИСАК. Слукавил он. Те воины мертвы.

Не вскрикнули. Кто вскрикнул, не проснулся.

Лазутчики проникли ночью в стан.

Кто бодрствовал, они лишь уцелели.

 

АБДРАШИТ. И в смерти их ты, паря, виноват.

 

АЛЬМИСАК. С чего, помилуй!?

 

АБДРАШИТ. Твой подлый выстрел сбил меня с рысцы,

пришлось тащиться прямиком в покои

вместо того чтоб прежде убедиться,

что цел дозор и заперты кордоны

на замок.

 

АДЖИБЕЙ. Напрасно, хан, коришь напрасно

его: конь тонет не в овсе.

Скажи спасибо зорьке ясной,

что провела нас по росе.

 

АБДРАШИТ. Кому, кому?

 

АДЖИБЕЙ. Реке подземной.

От дуба мы нырнули и -

повыплыли, повыползли, ужи,

и заползли в шатры и шалаши

и коброй жалили смертельно.

 

АБДРАШИТ. Продался, предал лодочник реки?

 

АЛЬМИСАК. Всего лишь не заметил бугорки,

а это змеи кольцами свивались.

 

АБДРАШИТ. Что в смертоносных понимаешь ты?

Один укус предательский страшнее,

чем сам удав, оплетший шею,

обвивший по рукам и по ногам.

Его ты чувствуешь и видишь.

Другое дело - кобра иль гюрза,

что смотрит преданно в глаза,

как будто бы узрев факира,

и ждёт когда тростник сорвёт,

а тот в пять дырок запоёт.

И видится: ручная тварь.

Не замахнись и не ударь.

 

А та, покорность станцевав,

ползёт безвредною в рукав -

и из-под мышки прямо в грудь!

Поближе к сердцу - не вздохнуть.

Всё реже, реже тихий стук.

А уж она  ползёт к другим.

И будет тоже, что и с ним.

Покуда всех не умертвит,

всё будет делать тот же вид.

Эх, запустил змею я в сад!

Но и садовник виноват.

 

АДЖИБЕЙ. Эй, Альмисак, не надоело?

Нашёл что слушать битый час.

Айда в наш стан: возглавишь единицу

побольше, чем водил ты в бой отряд.

И Кориду возьми с собою в жёны:

живите, радуйтесь, тут вам не Абдрашит.

 

АЛЬМИСАК. Я не меняю родину, как некто,

на более согретый уголок.

 

АДЖИБЕЙ. И весь ответ? Напрасно, брат, напрасно.

Тогда тебе напомню невзначай,

как прибегал ты очень тёмной ночью,

совсем недавно, в очень милый край.

В долину гор, с костяшкой Ахеджака.

 

АБДРАШИТ. Предатели! Саид, убей обоих.

 

(Саид выполняет.)

 

АМАР. Я говорила, ты же, хан, не верил.

 

АБДРАШИТ. Как поздно раскрывается обман!

 

КОРИДА. О, Альмисак, зачем ты не послушал?

Ушли бы к ним и жили, а теперь? (АБДРАШИТУ)

Убей же и меня, проклятый зверь!

В твоей берлоге жить я не желаю.

Вставайте, таты, бросимтесь, убьём

медведя, что сгноил нас с потрохами!

О, умираю, вовремя, Саид,

ты ткнул клинком в отравленную душу.

Обет души я клятвой не нарушу:

оттуда, хан, тебе я отомщу.

Попомни слово. О, прощайте, таты,

и вспомните, живые, Кориду. (Умирает.)

 

АДЖИБЕЙ. Напрасно перебил ты, Абдрашит,

полвоинства - с кем рыпнешься в атаку?

 

АБДРАШИТ. Три волка разорвут одну собаку?

Да, если пёс не алабай.

Мы алабаи! Верно, таты?

Род свой мы и сейчас не посрамим.

На бой, на бой! На яростную драку!

Покажем, как мы намертво стоим.

 

АДЖИБЕЙ. Не торопись: успеешь лечь в земельку.

Подумай не о трупах - о живых. -

Эй, таты, кто желает жить остаться,

шагай вперёд на тридцать пять шагов.

 

(Кто-то отделяется от основной массы.)

 

АБДРАШИТ. Ещё предатели.

 

УМАР. Они найдутся

всегда, везде - повсюду, как парша.

 

АБДРАШИТ. У них не выйдет не шиша...

 

УМАР. До счётов ли? На бой, в атаку!

 

АДЖИБЕЙ. Все, что ли? Счёт веду до трёх,

а там расстрел. Желающие, быстро!

Нет никого? Ну, что ж, на изготовку! Раз!..

 

АМАР. Стой, Аджибей, а как же я? Мирфатий

так быстро позабыл наш договор?

 

АДЖИБЕЙ. Ты... сама подзабыла заклятье,

что похоже на выпуклость гор.

 

АМАР. Не забыла, ничуть не забыла.

Вот он шлем, и я в шлеме, я хан.

Мать, отец, предки, пращуры, дебри,

ханство наше! Вернула! Я хан!

Горы отчие, лес и равнины!

Камни, воды, родник и песок,

вы свободны, мы с вами свободны,

не попрёт больше нас Абдрашит.

 

АБДРАШИТ. Шлем сними! Стой за деревом, стой!

Стой, куда?! Стой на месте, дурёха!

 

САИД. Что такое, мой хан, что за чудо:

только что красовалась, и вдруг

в стрелах вся, словно ёж, рассомаха.

Тима смерть? Та геройская смерть.

Провели хитрожопы жалмерку.

Дура баба, жила бы, жила!

Вот каков он подарок-проклятье!

 

АМАР (качнувшись). Для того, Аджибей, и велел ты...

шлем напялить?

 

АДЖИБЕЙ. А ты думала!

 

АМАР. Подлый козёл!..

Умираю, эх, подлые люди.

Произвол! Произвол! Произвол! (Умирает.)

 

АБДРАШИТ. Рано свергла с престола, деваха!

Я своё отстою, победим!

Жаль одно: перепутала плаха,

и секира прошлась по другим.

Бью челом, о прощенье взываю

всех, кого, оболгав, погубил.

Я хотел процветания ханству,

да ростки самолично срубил.

Кто же знал, что личина сокрыла

маской друга харю врага.

Так умрём же или восстанем,

как из праха. В атаку! Ура!

 

САИД. Хан, рванулись! Хан, бьются, как тигры!..

Что с тобой, что с тобой, Абдрашит?

 

АБДРАШИТ. Прямо в сердце!

 

САИД. Стрела!?. Дай я выну.

 

АБДРАШИТ. Нет, не надо, беги, догоняй.

Победите или умрите!

Помогай вам иль черти, иль Бог.

Я своё заслужил наказанье

и приемлю его, не моргнув.

Уходи же!.. - Ушёл, вот и славно.

Славно бьются, и сладкою смерть

мне покажется. Вот и спокойно

к праотцам я отправлюсь - пора.

Прощевайте, луга и долины!

Горы, речка, овраги, прощай!

Было всё у меня через край,

и в аду расплескается лужа.

Мне не нужен обещанный рай.

Сам себе я больше не нужен.

Да спешите же вы наконец,

духи душ или ангелы плоти.

Хватит вам на сегодня работы!

Битва рук и умов и сердец

не прервётся до спазм и до рвоты...

Так прими же меня ты на казнь,

кто Сарматом зовётся, навечно. -

О, как ты милосерден, Сармат! (Умирает.)

Звуки боя.

                            

ЗАНАВЕС