Евгений Рейн в 1997 году опрометчиво и косноязычно заявил, что «Россия - особая страна решительно во всех отношениях, даже под углом её поэтического облика. Вот уже двести лет во все времена русскую поэзию представляет один великий поэт. Так было в восемнадцатом веке, в девятнадцатом и в нашем двадцатом. Только у этого поэта разные имена. И это неразрывная цепь. Вдумаемся в последовательность: Державин - Пушкин - Лермонтов - Некрасов - Блок - Маяковский - Ахматова - Евтушенко. Это один-единственный Великий поэт с разными лицами. Такова поэтическая судьба России».

По прочтении фразы «Вот уже двести лет во все времена...»  возникает естественный вопрос: так двести лет или во все времена? И почему «двести лет», если сам автор цитаты утверждает, что «так было в восемнадцатом веке, в девятнадцатом и в нашем двадцатом»? В цитате из пяти предложений, помимо двух временных ляпов «учитель Бродского» допускает ещё и грубую стилистическую ошибку. Человек, владеющий русским языком, может написать «под углом зрения», но «под углом её поэтического облика» - никогда.

Однако, невзирая на стилистические и временные огрехи, попробуем разобраться с каламбуром Евгения Рейна. Итак, по его мнению, один поэт в пяти совершенно разных лицах  представляет собой неразрывную цепь. Думается, что понятие неразрывности в принципе никак не зависит от количества лиц. То есть если бы их было не пять, как в списке Рейна, а, к примеру, пятнадцать (ведь есть ещё Тютчев, Есенин, Симонов...), то эта мистическая цепь всё равно осталась бы неразрывной.

Если таким сложным образом Евгений Рейн попытался обозначить понятие преемственности, то здесь тоже не всё верно. Пушкина мы можем назвать преемником Державина («Старик Державин нас заметил / и, в гроб сходя, благословил»), но считать Маяковского преемником Блока или Ахматову преемницей Маяковского нелепо хотя бы потому, что они жили и творили в один временной период.

Если «учитель Бродского» попросту хотел таким образом уравнять гений Евтушенко и Лермонтова, то это всё объясняет. И всё же дифирамбы не должны выходить за рамки элементарной логики. Нельзя доходить до абсурда даже ради красного словца.

Единственный аргумент, с которым действительно не поспоришь - преемственность между Ахматовой и Евтушенко. Евгений Александрович не просто взял на вооружение приёмы самопиара, которыми умело владела Анна Андреевна. Более того, как хороший ученик он их усовершенствовал и многократно приумножил. Он превзошёл своих соратников - не стал ждать милости от потомков и собственноручно построил музей Себя любимого на территории своей дачи в Переделкино. Более того, он повесил этот «самострой» на баланс города Москвы, обеспечив тем самым бесплатную и бдительную круглосуточную охрану дачи, примыкающей к музею. Таким образом, гражданский символ России мог уже не переживать за сохранность имущества в Переделкино, проживая в Америке.

Евтушенко всегда знал, как себя подать. Как говорится, сам себя не похвалишь... Яркое подтверждение тому - строки из его поэмы «Просека», которые так и напрашиваются на пародию:

 

Моя фамилия - Россия,

А Евтушенко - псевдоним.

                        

 

Пародия

 

Не из любви к себе,  но из любви к Отчизне,

Пытаясь просветить дремучую толпу,

Я памятник себе воздвиг уже  при жизни

И протоптал к нему  народную тропу.

 

Я многих пережил, я весь - живая лира.

Я основал музей Великого себя.

Я видел в жизни всё.  Исколесив полмира,

Открою вам секрет:  Россия - это я!

 

Пусть гордый внук славян запомнит хорошенько,

Да не забудут пусть калмыки и тунгус

Нетленный  псевдоним «Евгений Евтушенко»

И гордую фамилию Гангнус!

 

Каждому знакома строка Евтушенко «поэт в России больше, чем поэт», представляющая собой парафраз на тему некрасовского «поэтом можешь ты не быть, / но гражданином быть обязан». Однако мало кто помнит всю строфу, в которой автор ставит телегу впереди лошади:

 

Поэт в России - больше, чем поэт.

В ней суждено поэтами рождаться

лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства,

кому уюта нет, покоя нет.

 

 

Пародия

 

Поэт в России только тот,

в ком гражданин живёт с рожденья,

и пишет он стихотворенья

в своих раденьях за народ.

Вот я поэт, и я радел

с таким активным постоянством,

что между делом я сумел

обзавестись двойным гражданством.

А потому, сомнений нет,

Россия, я - вдвойне поэт!

 

Отношение поэта в квадрате к стихотворчеству порой изумляет читателя неожиданностью образов:

 

 А я люблю стихотворения,

 когда они, с ума сходя,

 похожи на столпотворения,

 на пляску снега и дождя.

    

 А я люблю стихотворения,

 где в золотящемся тазу

 багряно булькают варения,

 всосав случайно стрекозу,

    

 Когда стихи идут, как женщина,

 весь шар земной дрожмя дрожит,

 и то, что жизнь она божественна,

 сомнению не подлежит.

 

 

Пародия

 

Люблю стихи гастрономически:

борщ остывает понемножку,

в нём муха тонет патетически,

в сердцах хватаясь за картошку.

 

Люблю, когда как носороги

на всех парах стихи летят,

потом сидят как недотроги,

сидят и на меня глядят.

 

А то пойдут как будто женщины,

шагами землю содрогая.

Да, жизнь, наверное, божественна...

Но на фига она такая?

 

 2015 г.