Весна была с причудами: на горе куковала кукушка, а берёза и не думала распускаться; в ямах, по крутым излучинам белели остатки снега, но речка уже сошла, и только в заторах стоял ровный неумолчный шум.

Я шёл с лугового огорода от лошадей и сквозь этот шум услышал тихое урчанье. Вдруг оно смолкло. Я свернул к небольшому болотцу с озёрами тёмной воды, выбрал поудобнее местечко, пристроился под сухой ольхой на крошечном островке и стал ждать.

Прошло минут десять.

- Буль-буль-буль! - словно всплыли и лопнули пузыри.

Никто не отозвался. Свинцово-жёлтые облака косыми лентами спускались к лесу. Месяц, зацепившись за сучок, зелёной лодочкой покачивался в вышине, а тут, внизу, у моих ног, в тёмной глубине желтела одинокая звёздочка.

«Неужели никто и не отзовётся? - думал я. - Какие тут могут быть отзывы, страсти - в холодной воде, у жителей с холодной кровью?»

Но весна, оказывается, везде весна!

- Ур-р! Ур-р! Ур-р! - сладко промурлыкало под берегом.

- Буль-буль-буль! - отозвалось с середины озерка.

«Наконец-то!» - обрадовался я, и мне в эту минуту показалось, что я начинаю понимать эти звуки.

- Буль-буль-буль! - поторапливал кавалер.

- Ско-рро, ско-рро! - успокаивала его неторопливая подруга.

- Ду-рр-а, ду-рр-а! - вдруг сорвалось у ревнивой соперницы.

- Буль-буль-буль! - залопотал растерявшийся кавалер.

- Ум-ру, ум-ру! - в отчаянье простонала ещё одна лягушачья душа, жалуясь на свою судьбу.

- Будь-будь! - подбодрил её чей-то голос.

Я не понял: то ли это был сигнал тревоги, то ли порыв страсти или отчаянья... Что-то шлёпнулось, плюхнулось и поплыло к середине озерка. Синий студень дрогнул, замерцал, озерко ожило, заволновалось, и белые треугольнички, то раздуваясь, то опадая, двинулись от середины озерка к мелководью. Это были лягушки. Они шли под водой, зависали, останавливаясь, перебирали передними лапками и, поблескивая золотистыми бугорками глаз, шли вперёд.

Их было одиннадцать, одиннадцать белых подбородков.

- Ур-р! Ур-р! - зазывно-сладостно мурлыкали они. А с боков, с озерков по протокам, из-под бережков, лохматых кочек к ним спешили тёмные тени. Они упруго отталкивались ластами и, молча, как призраки, стремились к подругам.

- Ур-р! Ур-р! - раздавалось над озерками. И в эту радостно-возбуждённую песню, точно камень, упало одинокое «Ум-ру!» Никто не обратил на него внимания. Никто не думал о смерти. Здесь торжествовала жизнь, здесь славили весну любви и обновленья.