- Зайди-ка, зайди на минутку, - окликнул меня Саша Соколов. Я нёс ему пачку старых журналов «Охота и охотничье хозяйство». Не дойдя до его дома, свернул к небольшому дворику.

- Гляди! - крикнул Саша и распахнул воротца.

Посреди дворика, откинув пышный хвост, лежал здоровенный волчина.

- Вот это да! Где ты такого добыл?

- Недалеко. За обогатительной фабрикой.

- Неужели и сюда ходят? Вроде бы  не наш?

- Ходят. Это пришлый. Степной. Наши серые и поменьше.

- Нетерриториальный, значит? - сказал я и начал рассматривать волка. Бока рыжие, как палый осенний лист; по спине - ремень темно-серой шерсти, вся шея будто окутана мягкой пушистой гривой. С такой шалью никакой мороз не страшен, - подумалось мне, и я, запустив поглубже пальцы в шерсть, так и не добрался до шеи. Но особенно приметны были лапы: тонкие, длинные, покрытые короткой лоснящейся шерстью желудёвого цвета, а в промежности под брюхом шерсть была длинная и свалявшаяся, какого-то синевато-сиреневого оттенка, сходного с цветом перекалённого кирпича.

- Попробуй подними, - пошутил Саша.

Я потянул волка за уши, пытаясь приподнять лобастую голову, уши выскользнули, голова глухо стукнулась о мостовинник, а из загнутого кверху, как у свиньи, носа показался кровяной жгут. За ухом обозначилось бурое пятно набрякшей шерсти.

- Вот сюда я его и - наповал! - пояснил Саша и небрежно толкнул волка в шею. - Четыре дня за нос водили: жду на сеновозной дороге - они по белазовской, автомобильной, пройдут; жду на белазовской - они по сеновозной, по конной. И как знают?! Где пройти, кого обмануть, куда залезть, чего стянуть - на это они мастера. У меня зимой этой двух собак стащили. Один волк по улице бегает, тявкает даже, выманивает, другой под берегом на речке в ольховнике лежит. Только пробежала моя Ахтурка мимо, цоп! - и готово. Вот я и решил хоть с этими «фабрикантами»-то рассчитаться.

- А как?

- Зафлажил сеновозную - на шпагат красных лоскутков, тряпочек навязал, натянул через сеновозную дорогу - пусть по белазовской идут.

Выбрал место поукромней, за глыбой руды, - и домой. Стемнело - пошёл. Сиверка началась, ветер как раз на меня. Только бы не переменился, думаю. Посидел часа два-три, пробирать стало. Терпи, Усман-агай, терпи, как говорит наш охотник Таип. Луна то скроется, то опять выглянет, и эти отвалы, и белазовская дорога озарятся вдруг каким-то мертвенно-желтушным светом. Время будто остановилось. Наконец зачернелось что-то внизу у дамбы. Тень мелькнула, за ней - другая. Замер я. Ближе, ближе тени, точно призраки. Впереди матёрый. Красиво идёт. Мощно. Голова опущена, а всё видит! Таранит пространство, принюхивается.

Ну-ну, думаю, понюхай, голубчик. А у самого дрожь волнами. И когда за матёрым появились два прибылых, а чуть подальше волчица, дрожь прошла, я успокоился, по телу даже тепло пошло.

Луна опять чистая, точно медный таз, выкатилась. Я глянул на белазовскую дорогу: перед флажками стоял матёрый. Он повернул голову в мою сторону - тут я дал! Метра на полтора, наверное, он подскочил на месте, будто его подбросил кто-то.

Рухнул, приподнялся на передних лапах и завыл! Так завыл, как, может, никогда в жизни: он не просил ни пощады, ни помощи, ни милости - сам был беспощаден, - он прощался с жизнью, понял, что с этого каменистого жёлтого косогора ему уже не уйти. Может быть, в эти мгновения, как это бывает и с людьми, перед ним прошла вся его жизнь. Он увидел себя там, в степи, где разбойничал столько лет около скотных дворов, на колхозных фермах, на скотомогильниках, где вдосталь было пищи. Теперь же, когда ферм не стало, а глубокие снега заставили его откочевать в другие места, он увёл свою стаю в лесистые горы, где можно поживиться зайцем, повалить лося, марала.

- Матёрый полз. И когда, щелкнув зубами, он сделал последний рывок,  - говорит Саша, - я дал ещё раз. Вот это пятно.

И он тронул волка за ухом.

- А как же ты дотащил такого здорового?

- На салазках. Завалил в коробушку и привёз. Гляди: от кончика хвоста до кончика носа - как говорят охотники, от колышка до колышка - два шага с лишком.

И Саша прошёлся вдоль туши.

- Метра два с гаком будет, - согласился я и  стал переворачивать волка на другой бок. Кровь засочилась из шеи, а по дворику пошла такая удушливая вонь, такой смрад, что не продохнуть.

Я было направился к выходу, да явились молодые помощники, Руслан и Вадим. Они заткнули волку кляп куда надо и  начали действовать острыми, как бритва, перочинными ножами.

- Где вы этому научились? - спросил я.

- У меня дядя - охотник, - ответил Руслан.

- А у меня - отец, - добавил Вадим.

Между тем в воротах столпились зеваки.

Набежали ребятишки, пришли мужики. Кто-то притащил своего Шарика и сует волку под бок.

- Не боится! Мой не боится! - радуется малыш.

- Не пуганый, вот и не боится, - говорит кто-то.

Я лыжной палкой начинаю разжимать волчьи зубы. Широкие, с грязно-коричневым налетом и чёрными поперечными полосами, зубы скрежещут о сталь. Клыки острые. Сколько же они загубили скота, зверя в лесу!

- А знаете, как они охотятся на лосей?- спрашивает Вадим. - Стараются загнать лося в болото, в топь, на глинистый обрыв, в буреломник, на лёд. Гонят по паре с боков, три-четыре сзади - эти, улучив момент, стараются на ходу перекусить сухожилия задних ног. Секунда - и до кости перехватывают. Шатнулся лось - тут накидываются на него с боков. Пять минут - и готово. Набрасываются всей стаей. Горячая кровь, парное мясо, печень, сердце - в первую очередь. Нажрутся, идти не могут, лягут где-нибудь поблизости под кустом, начнут отрыгивать мясо кусками.

- Я сколько раз находил срыгнутые кучки, - говорит Засов Иван Федорович. -Как они куски такие глотают - с шапку! Через день-два всё подберут. Лося за три-четыре дня кончают.

- Да и от коровы, от овцы не отказываются. - добавляет кто-то.

- У меня из чулана собаку вытащили,- говорит Иван Фёдорович. - Днём бегают под окнами прямо, не поверишь. Дай, думаю, запру в чулан. А там две доски так себе, едва держались. Ночью пёс замолчал. «Что такое?» - думаю. Пошёл посмотреть. Гляжу - дыра: две доски отодвинули, пса утащили.

- Облаву  надо бы, облаву на них, - говорит мужик из Тары. - Бабы на работу боятся по утрам ходить.

- Да  охотсоюз -то наш на ладан дышит. Денег нет на облавы.

Пока мы так рассуждали, Вадим и Руслан вывернули шкуру на изнанку, мешком. Рядом лежал хозяин: грудь  красновато-синяя, воронкой, живот впалый, пустой. Разрезали - пук сена, кусок зайчатины да обрезок прорезиненного шланга.

- Голод не тётка, - заметил Иван Фёдорович.

 Мы стали расходиться.

- Ты уж не пиши, что я волка  застрелил, - сказал Саша. - Чего доброго, ещё придерутся.